Русский генеральный консул в Бомбее Василий Оскарович фон Клемм сообщал о попытках англо-индийских властей использовать многотысячное паломничество из России в политических целях. Информировал Санкт-Петербург о том, что «наши паломники-мусульмане подвергались в Индии враждебному влиянию» (70); что довольно частое представление английскими компаниями бесплатных билетов русскоподданным паломникам на пароходы до Бомбея из Аравии едва ли можно было объяснить желанием английских чиновников «оказать бескорыстную любезность русским богомольцам» (71). В самой Индии паломникам, возвращавшимся в Россию, выдавались даже, как следует из его донесений, бесплатные билеты для проезда по индийским железным дорогам. «Особое внимание уделялось при этом бухарцам» (72).

Опережая ход повествования, скажем, что неурегулированность хаджжа и попытки Англии использовать паломничество мусульман в качестве инструмента в противоборстве с Россией в Азии побудили российское Министерство иностранных дел тщательно изучить данный вопрос и в 1911 г. войти в правительство с предложением о проведении специального межведомственного совещания. Такое совещание состоялось, 8 июня 1911 г. (73). Решения, принятые на нем, обращали внимание российских дипломатических миссий в Джидде, Басре, Багдаде и Константинополе, а также властей на Кавказе и в Средней Азии, на необходимость устранения «обдирательств паломников» и злоупотреблений с билетами и паспортами. Все это должно было поднять престиж российского правительства не только среди мусульман России, но и мусульманского мира в целом; показать, что русское правительство должным образом заботиться о своих подданных-мусульманах. Такой подход, как полагали в Санкт-Петербурге, мог бы также сыграть роль своего рода противовеса «панисламистским устремлениям Турции и честолюбивым замыслам англичан в Средней Азии» (74).

Российское консульство в Джидде было одним из главных источников информирования Санкт-Петербурга, о событиях, происходивших на Аравийском полуострове. Донесения, поступавшие из консульства, давали неплохое в целом представление о политической обстановке на полуострове, деятельности там Англии и Турции. Вместе с тем, явно просматривалась нехватка информации о планах и настроениях мекканских кругов. В этих целях и для «полного ознакомления с недоступными для европейцев Священными землями ислама … желательно и крайне полезно было бы, — уведомлял МИД консул Александр Дмитриевич Левитский, — хотя бы временное (на 5–10 лет) назначение консулом в Джидду мусульманина с опытом работы». И уж вне всяких сомнений должность драгомана или секретаря консульства должен занимать мусульманин, хорошо знающий свое дело, писал он. Только «мусульманин может свободно изучать край; посещать подворья, где останавливаются паломники», и беспрепятственно совершать поездки в Мекку и Медину (75). К такому мнению, которое разделял и посол России в Константинополе, в Петербурге, судя по всему, прислушались. И в 1894 г. драгоманом в Джидду был назначен, как уже говорилось в этом разделе исследования, татарин Шакирджан Ишаев, «вольнонаемный переводчик ташкентской городской Думы» (76).