Отправившись из Мекки к горе ‘Арафат, «в субботу, 20 мая, в 9 часов утра, — отмечает Ш. Ишаев, — и проезжая по городскому предместью Мекки, видел я, как человек десять … разламывали стены здания, в коем помещался дезинфекционный аппарат. Крыша со здания была уже снята; двери и окна — отворены; … сама камера лежала на полу. Около здания — … масса изорванной бумаги. Мой верблюдовожатый поведал мне и о разрушении бедуинами новой … холерной больницы».

По возвращении в Мекку, свидетельствует Ш. Ишаев, он увидел на месте дезинфекционного центра «только груду развалин». Что же касается разрушенной больницы, то, «со слов одной турчанки, жившей в здании больницы, поскольку муж ее работал в ней сторожем», дело было так. «В субботу, утром, арабы ворвались в больницу, разломали аптеку; ценные вещи и посуду унесли, … больных выволок ли за ноги на улицу». Был убит оказавшийся там врач английского консульства; «многие другие — ранены или контужены» (102).

С учетом масштабов беспорядков, охвативших города Хиджаза, сообщал А. И. Нелидов, власти отменили установленные ранее санитарные меры, «вызвавшие злобу арабов против европейцев вообще и врачей в частности» (103). «Имена убийц консулов и их начальников известны», но к задержанию их шариф не прикладывает никаких усилий, заявляя, что «опасается противодействия тому крайне раздраженных кочевых племен и еще больших беспорядков». Налицо, отмечал А. И. Нелидов — нежелание шарифа серьезно заняться этим делом. Одни утверждают, что он — соучастник «всех грабежей, производимых в округе бедуинами». Другие поговаривают о том, что «недовольные его злоупотреблениями жители нарочно, дескать, организовали нападение на европейцев, дабы обратить внимание центрального турецкого правительства на тамошнее положение вещей и добиться смены шарифа» (104).

Нападение на консулов, совершенное во время хаджжа, да притом в ночь на пятницу, запретную у мусульман для насилий, «наводит на мысль, что предпринято оно было по заранее обдуманному плану, — полагал временно принявший управление консульством Ф. Никитников, — и по чьему-то приказу. Здесь намекают, что в деле этом замешан, будто бы, находящийся в Константинополе преемник нынешнего шарифа» (105).

Бедуины никак не могут успокоиться, и «продолжают угрожать Джидде, — уведомлял руководство МИД Российской империи А. Нелидов. — А так как теперь именно происходит возвращение паломников из Мекки, то можно опасаться и нападений на стоящие на рейде пароходы». Французский консул в Константинополе обращался к турецким властям с просьбой, «разрешить высадку на берег вооруженных команд с прибывших на рейд Джидды французских и английских военных судов»; призывал турок к изъятию оружия «у всех входящих в Джидду бедуинов». Однако турки ему в том отказали. Аргументировали отрицательный ответ тем, что изъятие оружия у бедуинов «вызовет скорее новые волнения и столкновения», чем тишину и порядок, и создаст еще одно препятствие на пути к нормализации обстановки (106).