Другие неприятности, не менее опасного свойства, возникли в Конвенте. Он всё еще вел себя весьма покорно, но несколько членов начинали бояться за себя, и опасность придавала им некоторую смелость. Это были старые друзья Дантона, скомпрометированные своей близостью с ним; в качестве остатков партии снисходительных им приходилось иногда выслушивать угрозы. Одни не совсем честно исполняли свои обязанности, другие не одобряли ежедневно усугублявшихся строгостей. Более всех из них был скомпрометирован Тальен. Про него говорили, что он нечестно наживался в коммуне, потом в Бордо, где был комиссаром, и что в этом последнем городе он смягчился, поддавшись обольщениям молодой женщины, красавицы, которая приехала с ним в Париж и недавно была брошена в темницу.

После Тальена называли Бурдона, депутата Уазы, скомпрометированного своей борьбой с сомюрской партией и исключенного из Клуба якобинцев в одно время с Фабром, Камиллом Демуленом и Филиппо. Называли еще Тюрио, тоже исключенного из якобинцев; Лежандра, которому, несмотря на его ежедневное раболепство, не забывали его дружбу с Дантоном; наконец, Фрерона, Барраса, Лекуэнтра, Паниса и других. Это личное беспокойство действовало заразительно, число недовольных росло с каждым днем, и депутаты уже готовы были присоединиться к тем членам того или другого комитета, которые подали бы им руку.

Восьмого июня (20 прериаля) наступил день, назначенный для празднества в честь Всевышнего. Заранее надо было избрать президента; Конвент единодушно избрал Робеспьера. Ему отводилась в торжестве первая роль. Товарищи льстили ему и старались умилостивить почестями.

Приготовления были сделаны в громадных размерах, согласно плану Давида. Празднество должно было быть великолепно. Утром 8-го ярко светило солнце. Толпа, постоянная охотница до даровых представлений, собралась неимоверная. Робеспьер заставил себя ждать и наконец появился, тщательно и щеголевато разодетый, держа в руке букет из цветов, плодов и колосьев. На голове у него была шляпа, густо украшенная перьями. Его лицо, обыкновенно столь мрачное, сияло непривычной радостью.

Среди сада Тюильри возвышался амфитеатр, его занимал Конвент. Справа и слева помещались группы детей, мужчин, стариков и женщин. У детей на головах были венки из фиалок, у юношей – из мирты, у мужчин – из листьев дуба, у стариков – из виноградных и масличных листьев. Женщины держали за руки своих дочерей и несли корзины с цветами. Напротив амфитеатра располагались фигуры, изображавшие Атеизм, Раздор, Эгоизм; они предназначались к сожжению.