Крики и аплодисменты усиливаются, вся зала шумит и колеблется. Робеспьер, насладившись несколько мгновений своим торжеством, опять начинает говорить, на этот раз выступая против одного члена общества, предложившего воздать почести слесарю Жеффруа. Он доказывает, что оба предложения имеют целью возбудить зависть в отношении правительства, осыпая его лишними почестями. На этом основании Робеспьер предлагает исключить того, кто заговорил о почестях, о чем немедленно и выпускают постановление.

Находясь на том уровне реальной власти, которого достиг комитет, он должен был тщательно устранять всякий внешний признак ее. Он пользовался безусловной диктатурой, но не следовало позволять это слишком заметить, и всякая наружная пышность могла только компрометировать его без пользы. Честолюбивый солдат, мечом завоевавший власть и жадный до престола, спешит как можно скорее придать своему могуществу известный характер, не довольствуется самой властью, а непременно требует и ее инсигний; но вожди партии, управляющие этой партией только с помощью своего влияния и интеллектуального превосходства, должны, чтобы сохранить над нею власть, постоянно льстить ей, беспрестанно относить к ней эту власть и, управляя ею, делать вид, будто ей повинуются.

Членам Комитета общественного спасения, вождям Горы, нельзя было изолировать себя от нее и от Конвента; они, напротив, должны были устранять всё, что могло возвысить их над товарищами. И без того уже многие даже в их собственной партии опомнились и поражались громадности их власти. Многие уже смотрели на них как на диктаторов, и в особенности Робеспьер начинал раздражать своим непомерным влиянием. Вошло в привычку говорить не комитет хочет, а Робеспьер хочет. Фукье-Тенвиль так и говорил одному человеку, которому грозил Революционным трибуналом: «Если Робеспьер захочет, быть тебе там». Агенты власти постоянно действовали от имени Робеспьера, жертвы приписывали ему все свои бедствия, и в тюрьмах вели речи лишь об одном угнетателе, Робеспьере. Даже иностранцы в своих прокламациях называли французских солдат солдатами Робеспьера. (Мы находим это выражение в одной прокламации герцога Йоркского.)

Чувствуя, как опасно для него это постоянное упоминание его имени, Робеспьер поспешил произнести в Конвенте речь, в которой отвергал «коварные инсинуации, имевшие целью погубить меня». Эту речь он повторил у якобинцев и был вознагражден рукоплесканиями, которыми там сопровождалось каждое его слово. Газеты на следующий день перепечатали речь, причем назвали ее мастерским произведением, разбор которого невозможен потому, что «каждое слово стоит целой фразы, а каждая фраза – целой страницы». Робеспьер по этому случаю сильно вспылил и на другой день пожаловался якобинцам на газеты, с аффектацией льстившие членам комитета с целью погубить их. Газетам пришлось взять свои слова назад и извиниться за то, что они похвалили Робеспьера.