А разве иначе обстоит дело с самой партией? «Разве наша партия не есть партия борьбы?» — восклицает он в одной из первых своих заметок. Подобно тому как «революция растет и крепнет именно в схватках с контрреволюцией» («Своим путем», 1917), партия, неустанно твердит он, «закаляется в борьбе»[523], «закаляется на тех или иных кризисах». Поэтому их необходимо создавать. «РКП(б) развивалась всегда противоречиями, и только в этой борьбе она крепла, выковывала действительные кадры. Перед КПГ, — наставляет он немецких соратников, — лежит тот же путь развития путем противоречий, путем действительной, серьезной и длительной борьбы с некоммунистическими течениями». Если противника нет, его изобретают — в этом одна из важнейших черт сталинской репрессивной стратегии.

Словом, нет худа без добра, как и наоборот: «Бывают случаи, когда тактический успех подрывает или отдаляет успех стратегический», — размышляет он в 1921 году, а спустя семь лет приходит к более широкому тезису: «Всякое завоевание… имеет и свои отрицательные стороны». Да и вообще все успехи, не раз напоминает Сталин, «имеют и свою теневую сторону» — например, пагубное зазнайство. Эту диалектику, по его мнению, часто не учитывают империалисты или их социал-демократические пособники — они не сознают, к примеру, что «процесс „оздоровления“ капитализма таит в себе предпосылки его внутренней слабости и разложения». Взять хотя бы экспансию колониализма, вроде бы выгодную империалистам: на самом деле колониализм «лишь закаляет и революционизирует эти колонии, обостряя там революционный кризис». Сходным образом на пользу СССР должна пойти любая угроза интервенции, поскольку она «создала бы величайший обруч, стягивающий всю страну вокруг Советской власти как никогда и превращающей ее в несокрушимую крепость» — и одновременно развязала бы «целый ряд революционных узлов в тылу у противников».

Союзник жизни

Союзник жизни

Избитый революционный девиз — «Чем хуже, тем лучше» — воистину становится главенствующим регулятивным принципом для сталинского мировосприятия. Голод и расстрелы обеспечивают мощнейший стимул для революции и всего коммунистического движения. Разделяя это традиционное представление, Сталин декларирует его с каким-то атавистическим энтузиазмом:

Сама жизнь подготовляла новый подъем — кризис в городе, голод в деревне (1906). Нет, товарищи: там, где голодают миллионы крестьян, а рабочих расстреливают за забастовку — там революция будет жить (1912).