Светлый фон

Само собой разумеется, что мы, сами будучи монархистами, никак не могли согласиться на такое массовое повешение своих противников, тем более, что это даже технически было трудно устроить в России из-за отсутствия материала и опытного персонала. И вот почему многие белградские монархисты-максималисты «Ржавый живот» не взлюбили.

Ну, а что касается наших кадетов, то они нас не любили еще больше. Да и за что им было любить, если мы в каждом номере нещадно бранили Милюкова? Милюков в это время в кадетских кругах быстро рос в своей популярности, понося Добровольческую армию в, в частности, Врангеля. Так и не водрузив креста на Святой Софии, он предоставил соотечественникам продавать свои нательные кресты константинопольским туркам, а сам отправился в Париж, где быстро достиг авторитета кадетского бога.

Выпустив несколько номеров «Ржавого живота», мы разочаровались в этой затее, прекратили издание. А тут еще произошло нечто такое, что окончательно повергло нас в глубокую грусть.

Как-то раз вечером после ужина засиделись мы на даче за чаем в нашей общей столовой и вели беседу на тему о таинственных необъяснимых явлениях. Присутствовали – Михаил Алексеевич, я с женой и наш секретарь Гордовский. Жена Гордовского накануне уехала – была приглашена в Белград в гости к знакомым.

Так как самовар уже остыл, а тема о тайнах мира еще не была вполне исчерпана, то Суворин в качестве «самоварного мальчика» отнес самовар через переднюю на крыльцо дома, снова поставил его и, в ожидании, пока вода вскипит, вернулся на свое место в столовую.

– Да, – усевшись в свое кресло, продолжал он вспоминать из своей жизни различные необъяснимые случаи. – Вот, например, был я однажды на заутрене в Александро-Невской лавре, где на кладбище находится могила моего отца, Алексея Сергеевича. На литургию не остался, так как к нам на розговены было приглашено довольно много гостей. Однако, прежде чем уезжать домой, отправился я на могилу отца, чтобы похристосоваться с ним. Стал на колени возле памятника, помолился, громко сказал: «Христос Воскресе, папа!». И, вдруг, огромный тяжелый серебряный венок, находившийся под крестом, зашумел, затрясся всеми своими металлическими листьями. А между тем, никакого, даже самого слабого ветерка, не было. Стояла прекрасная тихая ночь.

– Так, так… – после наступившего всеобщего молчания, задумчиво произнес Гордовский. – Ну, а еще? Впрочем… Погодите… Господа! Что это такое?

Он застыл на месте, направив изумленно-испуганный взгляд на вход из передней. Мы тоже посмотрели туда…