А что же произошло с нашей газетой?

Увы! Гадание моей жены оказалось более точным, чем заявления сербских дипломатов в Новороссийске.

По приезде нашем в Белград, Михаил Алексеевич Суворин долгое время ходил по различным правительственным учреждениям, но безрезультатно. В министерстве финансов ему заявили, что у них никаких сведений по данному вопросу нет и что следует обратиться в министерство иностранных дел. В министерстве иностранных дел удивились и предложили отправиться в министерство внутренних дел. Министерство внутренних дел любезно направило Михайла Алексеевича в Канцелярию Пашича185. Канцелярия посоветовала опять побывать в министерстве финансов.

Конечно, будь Михаил Алексеевич достаточно настойчивым, нестесняющимся, он несомненно пробился бы к самому королю, или хотя бы к Пашичу, и дело наверно бы вышло. Но, к сожалению, был он человеком застенчивым, гордым, в жизни никого никогда ни о чем не просил; наоборот – всегда его самого просил кто-нибудь о чем-нибудь. И через две недели хождений по министерствам, когда от него уже стали отмахиваться и говорить «придите завтра», он вернулся домой, мрачно бросил свой портфель на стол и сказал:

– Довольно!

В вечер того дня, когда было произнесено это «довольно», мы, сотрудники, собрались вместе с ним у меня в комнате за чайным столом и стали обсуждать положение. Как быть? Обратиться в «Державную комиссию»? Но во главе «Державной комиссии» стоит Челноков186, по убеждению кадет, а кадеты «Нового времени» не любят. В «Монархическое объединение» Скаржинскаго187? Но «Монархическое объединение» считает нас слишком левым, так как мы работали в Ростове у Деникина, а у Деникина в Особом Совещании находилось несколько кадетов…

Положение, действительно, было не из утешительных. Долго мы пили чай, долго грустно беседовали. И, вдруг, после некоторого молчания, Суворин обращается к моей жене:

– Людмила Всеволодовна… Теперь только на вас одна надежда. Погадайте: что будет?

– Погадать? – испугалась жена. – Ну, нет. Ни за что! Опять плохо выйдет, и вы скажете, что я во всем виновата!

Так наше совещание не привело ни к чему. Зато события сами решили за нас судьбу газеты. Дня через два-три, в Белграде началась продолжительная «криза влады», то есть, кризис власти. Скупщина свергала один кабинет за другим. Пашич то появлялся у кормила правления, то уходил. При таких обстоятельствах нечего было думать о продолжении хлопот, и наша группа временно распалась, каждый стал устраиваться на какую-нибудь службу. А я с женой, Суворин и наш секретарь Гордовский со своей женой сообща сняли на лето дачу недалеко от Белграда в деревне Раковица и вскоре туда переехали.