– Ничего, ничего, – успокоили его наши дамы. – Мы вам устроим постель на тахте в столовой. А утром выпьете чаю, закусите и тогда решите, когда ехать.

Разошлись мы поздно, после полуночи. Весь дом погрузился в сон. Только Суворин еще не спал, по обыкновению что-то читал, лежа на своей убогой железной кровати. Резанов тоже сначала заснул, по затем, вдруг, проснулся, почувствовав, что его тянет на продолжительную прогулку по саду. Будучи человеком крутым, суровым и подчас даже жестоким по отношению к врагам-большевикам, он был очень деликатным и даже застенчивым по отношению к друзьям, особенно к дамам. Чтобы никто из чутко спавших не заметил его тайной ночной экспедиции, он взял в руки свои башмаки, беззвучно прокрался до выхода в сад и благополучно исчез на некоторое время.

На обратном пути, подойдя ко входной двери в переднюю, он снова снял башмаки, осторожно стал приоткрывать дверь, которая неожиданно скрипнула, замер на месте, подождал, сделал несколько бесшумных шагов и вдруг истерически вскрикнул:

– Михаил Алексеевич! Это я!

Из освещенной щели приоткрытой двери суворинской комнаты прямо к его голове направилось зловещее дуло ружья.

II

II

Пребывание на даче в Раковице после нападения разбойников окончательно потеряло для нас всякую прелесть, и мы с М. А. Сувориным решили перебраться обратно в Белград. Однако, чем заняться там? Правительственный кризис продолжался; надежды получить от сербов обещанных средств на издание «Нового времени» не было никаких. И мы с Михаилом Алексеевичем отправились к Правительственному уполномоченному Сергею Николаевичу Палеологу192 просить его найти нам какую-нибудь работу. Палеолог был в Петербурге ревностным читателем «Нового времени» и отнесся к нам в высшей степени благожелательно.

– Может быть хотите, я вам дам в моем Управлении должность журналиста, ведущего входящий и исходящий журналы? – участливо спросил он Суворина. – Конечно, с деятельностью настоящего журналиста-публициста эта работа не имеет ничего общего, но все-таки писать придется.

– Входящий и исходящий журнал? – вздрогнув, переспросил Михаил Алексеевич. – Ну, что ж… Спасибо.

– А вам, – обратился Палеолог ко мне, – как более молодому, я могу дать место помощника секретаря. Мой секретарь Сергей Николаевич Смирнов193 очень милый человек, он будет для вас хорошим начальником. A дела найдется немало, так как количество наших беженцев в Сербии с каждым днем увеличивается.

Мы искренно поблагодарили Палеолога и через несколько дней вступили в исправление обязанностей. Михаил Алексеевич добросовестно выводил своим каллиграфическим почерком номера бумаг, числа и имена тех, кто пишет и кому пишут. Иногда он даже вдохновлялся и делал в журнале пером виньетки и графические украшения, так как с детства любил рисование. Что же касается меня, то я не так быстро освоился со своею работой. Особенно тягостно было составлять деловые письма. Я никогда не любил эпистолярной литературы, терпеть не мог писать даже письма свои личные; а тут – чужие. Милейший С. H. Смирнов долго бился, пока приучил меня вести эту деловую переписку бесстрастно, без полемики и без сатирического уклона, особенно когда письма адресовались кадетам, вроде Челнокова.