Разумеется, вся эта точность на деле не оправдалась. Но вечер вышел блестящим. Огромный зал был переполнен. Присутствовали – сам генерал Врангель, почти весь наш белградский и карловацкий генералитет, многочисленные тайные и действительные статские советники, директора департаментов, чиновники и общественные деятели. Если бы в Белграде, кроме «Нового времени» издавалась тогда какая-нибудь бульварная петербургская газета, вроде «Биржевых ведомостей» или «Петербургского листка», наверное на следующий день в этой газете можно было бы прочесть в отделе «В городе и свете» приблизительно такой отчет о вечере:

«Среди присутствовавших мы заметили очаровательную княгиню X., служащую в ресторане «Русский Уголок», в ее простом но элегантном платье из холщового мешка, отороченном кружевами из бельевого магазина графини У. Бросалась в глаза статная фигура всем известного покорителя женских сердец, завсегдатая великосветских вечеров, барона С, одетого во фрак из комиссионной лавки на улице Краля Милана и в ботинки английского образца, выдававшиеся интендантским складом в Севастополе перед крымской эвакуацией»… И так далее. Но, увы, этого нигде не написали.

Материальный успех был огромный. Много дал буфет, особенно благодаря тому, что среди приглашенных находилось немало богатых сербов, которые за каждую рюмку водки или за пирожок платили по сто динар и не требовали сдачи. Чистого дохода галлиполийцы получили, кажется, около ста тысяч динар.

И вот, на этот вечер, разумеется, в числе почетных гостей явился и Николай Николаевич Баратов. Во время каждого антракта он с обычной благодушной улыбкой бродил среди публики, заговаривал с сербами, оживленно беседуя с ними на своем смешанном русско-сербском наречии. И когда вечер кончился, галлиполийцы торжественно повезли в канцелярию своего Правления кассу со ста тысячами дохода. А Баратов ушел тихо и скромно, с обычной улыбкой, унося в своем бумажнике чеков приблизительно на сто двадцать тысяч динар в пользу Союза Русских Военных Инвалидов.

Впоследствии, в Париже, я часто встречался с милым Николаем Николаевичем. Мы были не только единомышленниками, но и соседями в России: наши дачи находились рядом возле Батума, на Зеленом Мысу. В Париже он продолжал свою плодотворную деятельность, был поистине неутомим. Его всегда можно было видеть на богослужениях в храме на рю Дарю, на всевозможных общественных эмигрантских собраниях.

И вот, смерть неожиданно сразила его.

На заупокойную литургию и на отпевание собралась масса народу. Александро-Невский храм был полон молящимися, многие стояли внутри церковной ограды. Выйдя после богослужения во двор, я остановился около одного своего знакомого, тоже любившего и почитавшего покойного генерала.