– А по одной? Без сивухи, ваше превосходительство. Аромат сливы.

– Нет, нет, к чему! Вы ракией торгуете, ваше превосходительство, а я, вдруг – бесплатно. Не хорошо это: подрывать торговлю.

– Плюньте вы на торговлю! Какая торговля? Реклама одна. Вам… разрешите?

Он наливает три маленьких графинчика, чокается.

– Журавель третьего драгунского Новороссийского сегодня, знаете, почему-то вспомнил, когда одевался. «Весь доход в акциз российский вносит полк Новороссийский…» К чему бы это, а? За ваше! А вот насчет одиннадцатого уланского Чугуевского все-таки не согласен, ваше превосходительство. Я перед уходом вчера не спорил, но убежден. Не тринадцать серебряных труб, а семнадцать.

– Тринадцать, батенька, тринадцать. Ваше здоровье!

– Семнадцать, ваше превосходительство. Забыли.

– Ну, вот, еще скажете: забыл. Где мне забыть, когда я все отличия и награды как «Отче наш» знал? У пятого уланского литовского – двенадцать?

– Двенадцать.

– У пятого гусарского александрийского – двадцать две?

– Есть.

– У пятнадцатого гусарского украинского – одиннадцать?

– Одиннадцать. Все правильно. И у чугуевцев – семнадцать. Тринадцать, если хотите, у семнадцатого гусарского, у черниговского, Великого князя Михаила Александровича. Место стоянки Орел, мундир бутылочный, рейтузы темно-синие. А у чугуевцев семнадцать. И штандарт – георгиевский.

Генерал Петр Александрович пожимает плечами, грустно улыбается, собирается снова возражать. Но в лавку, вдруг, врывается черномазый вихрастый мальчишка лет десяти, протягивает Шутилину динар:

– Цигареты, молим!

– Какие такие сигареты?

– Вардар!

Шутилин подозрительно смотрит на мальчугана, раздумывает.

– A тебе для кого? Может быть, сам будешь пушить?

– Не! За тату.