Как только нож логического мышления прикасается к явлениям жизни, эта жизнь или оскудевает как плоскость, превращенная в линию, или совсем умирает, теряя то драгоценное, ради чего ее подвергают исследованию. И стоит ученый биолог среди безбрежного потока, старается зачерпнуть в колбу или в реторту ничтожную часть этой стихии и смотрит внимательно, пристально, надев на нос очки: продолжает ли свое течение этот поток, заключенный в стеклянный сосуд?

И, несмотря на все трудности метода исследования органической жизни, XIX век возвел биологию на степень настоящей науки. Эволюционная теория Дарвина и Уоллеса, подкрепленная учением Ламарка о механизации функций и работами Жоффруа Сент-Илера, дала заманчивое объяснение-всему разнообразию видов растительного и животного царства. Наряду с этим, со свойственной тому времени научной смелостью, умножались попытки решить предельные вопросы биологии: о происхождении жизни на земле, об основной сущности живой клетки, об искусственном создании живого белка.

Правда, под влиянием пышно расцветшей к тому времени математики, физики, химии, весь этот взлет биологии основывался на механистическом и материалистическом истолковании природы. Целью биологов было – свести явления жизни к особому виду движения и состояния материи. Атомистическая теория и термодинамика казались тогда заманчивой базой, на которой можно построить истолкование тайны жизненного начала в природе. Сама эволюционная теория Дарвина со своими слепыми вариациями полезных приобретенных признаков до некоторой степени напоминает кинетическую теорию газов. Для объяснения происхождения живого вещества заимствовали у химиков и физиков чудодейственное влияние высоких температур. Живую клетку рассматривали как атом с особыми свойствами.

И сколько таланта, пытливого внимания, глубокого интереса ко всем этим вопросам! Сколько попыток определить сущность самой жизни, строения и особых признаков предполагаемого живого «атома». По Ламарку, «жизнь есть совокупность отправлений, которые сопротивляются уничтожению». По Кювье «живое существо есть вихрь с постоянным направлением, причем в этом вихре материя менее существенна, чем форма». По Флурансу263 «жизнь есть форма, которой служит материя». По Тидеману264 «живые существа имеют в себе свой принцип действия, не дающий им впасть в химический индифферентизм». Клод Бернар осторожно высказывался: «Нельзя определить понятия жизни в физиологии; но, когда говорят о жизни, каждый понимает, о каком предмете идет речь». Горячий сторонник эволюционной теории Спенсер определял жизнь, как «постоянное приспособление внутренних отношений к отношениям внешним». А сколько всевозможных вариантов в представлении первичного жизненного элемента, из которого строится живой организм! Плаотидулы Геккеля265, мицеллы Негели266, идиобласты Гертвига267, биофоры Вейсмана268, энтелехии Дрима, гормы Монакова269… Отколовшись от общего материалистического толкования жизни, виталисты в роде Ферворна270 или Дрима, защищали существование особого «жизненного элемента», несводимого к физико-химическим процессам; некоторые умеренные материалисты, типа Мутса и Лемана, занимали среднюю позицию, соглашаясь с виталистами в том, что в жизненных явлениях существует особая «целостность», не наблюдаемая в неорганическом мире.