Кэткарт затронул также процедуру обсуждения вопросов на заседании Комиссии. «Мне говорили, – писал он, – что часто вопросы не проходят … голоса разделяются на самые мелкие партии», и что только один профессор из Лифляндии Урсинус «не соглашается почти ни на одно предложение; нескольким лицам был дан отпуск, другим отставка и взамен их объявлено избрание новых членов», после чего предводитель закрыл заседание.

Завершая свое повествование, Кэткарт оценил деятельность собрания депутатов критически. «Все это установление, – писал он, – представляется … чем-то вроде подмостков, которые, без сомнения, будут разобраны, как ненужные леса, тотчас по окончании императрицей всего великого здания». Тем не менее он подчеркивал, что Екатерина II составила проект Уложения законов «на собственных основаниях, но в смысле вполне соответствующим с действительными интересами и характером всех ее подданных». Именно для этой цели она повелела собрать народных представителей в количестве 600 человек, которым «предоставила обширные льготы и привилегии, причем каждый из них снабжен наставлениям от своих сограждан, касательно их желаний и нужд, а также общего их положения». Никаких прений в собрании не происходило, но «всякий, кто возбуждает какой бы то ни было вопрос или на следующий назначенный для того день оспаривает его, читает свои соображения и передает их председателю, который докладывая резолюцию императрице, сообщает ей также мнения и соображения, изложенные письменно»821 .

На неэффективность собрания депутатов в решении вопросов о законодательстве указывал и Ширли. «Если бы даже императрица была одним из великих гениев, созданных для просвещения мира, – писал он в депеше от 28 февраля 1768 г., – возможно ли бы было для России надеяться в будущем на управление справедливыми, равными и прочными законами». Примечательно, что причину в неэффективности российских законов, даже, если бы они были доведены до совершенства, дипломат усматривал а отсутствии в России «почтенных и бескорыстных чиновников», а также подданных императрицы, которые, хотя и «считают себя … мудрыми и сильными, … в действительности … находятся на таком далеком расстоянии от счастливого положения некоторых европейских народов». Хотя Ширли признавал, что влияние русских велико, но считал, что «блеск их могущества» не продлится вечно822. Англичанин не видел перспектив для роста могущества и процветания России из-за деспотической власти верховного правителя, невозможности создания представительного учреждения по английскому образцу, коррупции чиновников, а также «неевропейского» характера самого народа.