Разумеется, требования были выполнены, но в Бухаресте не забыли о тоне советских заявлений. Подобная «мелочь» ясно показывала весьма негибкие методы Советского Союза. Видимо, в Москве считали, что подобная жесткость и ультимативность лишь подтверждает его силу и вес. Но эта амбициозность явно не укрепила советских позиций и влияния среди малых стран, в том числе и на Балканах.

В течение июня — июля значительно обострились румыно-венгерские отношения. И именно в связи с этим выявились новые тенденции в политике Германии и Советского Союза. Венгрия не скрывала своих намерений отторгнуть в свою пользу Трансильванию, находившуюся в тот момент в составе Румынии. В Будапеште действовали по нескольким направлениям. Нажимали на Германию и на Италию, добиваясь их поддержки, и в то же время, особенно во время решения бессарабского вопроса, венгры старались всячески подчеркивать добрые отношения с Москвой, явно стремясь еще более ухудшить советско-румынские контакты.

3 июля венгерский посланник в Москве обратился к советскому правительству за поддержкой в решении трансильванской проблемы. Москва с энтузиазмом откликнулась на это предложение. На встрече в этот день и на следующей 4 июля Молотов всячески заверял венгерского представителя в полной поддержке, заявил, что венгерские претензии к Румынии «имеют под собой основания». Он намекнул, что хорошо бы решить этот вопрос на международной конференции, где СССР оказал бы всемерную поддержку венгерским притязаниям к Румынии[910].

На встрече 4 июля Молотов предложил венграм подписать договор о торговле и мореплавании, что было очень быстро реализовано.

В Москве решили, что, предлагая созвать международную конференцию и заранее ангажируя свою полную поддержку венгерским требованиям, они как бы возвращали себе инициативу в определении судеб стран Юго-Восточной Европы. Венгрия приветствовала советскую поддержку, надеясь, что тем самым она может несколько ослабить зависимость в осуществлении своих требований только от решения Берлина и Рима.

Но советский «нажим» нервировал Турцию и Югославию, которые отнюдь не хотели отдавать на «заклание» своего румынского союзника. В беседе с советским полпредом в Бухаресте югославский посол пытался несколько успокоить Москву. Он прямо просил советское правительство сделать в отношении Румынии какой-нибудь жест, хотя бы ради того, чтобы предотвратить ее полное подчинение Германии[911]. Но в Москве словно списали Румынию со счетов.

В некоторых Балканских странах начали распространяться слухи, что Советский Союз готов двинуться дальше — за р. Прут. Югославские дипломаты снова просили Москву «парализовать» усиливающееся влияние Германии на Румынию[912].