Еще большие сложности возникли при попытке применить дифференцированный подход к «раскулачиванию» семей «кулаков», члены которых работали в сферах промышленного производства, строительства, транспорта, т. е. по роду занятий являлись рабочими, а следовательно, опорой режима. В постановлении Политбюро от 30 января 1930 г. рекомендовалось проявлять «особо осторожный подход» в отношении «кулаков, члены семей которых длительное время работают на фабриках и заводах». Предусматривалась процедура запросов «соответствующих заводских организаций» о поведении и настроениях рабочих – выходцев из крестьян[1026]. В этом же документе (раздел IV, «Особые постановления») была сформулирована и весьма жесткая позиция в отношении «кулаков», работавших к тому времени на производстве: производственным наркоматам и ВЦСПС поручалось «принять немедленные меры по очистке промышленных предприятий в городах от отдельных кулацких элементов (не допуская какой-либо общей кампании чистки на предприятиях)»[1027]. Очевидна двойственность позиции сталинского руководства в отношении крестьян, связанных с рабочим классом: власть, как и в случае с семьями красноармейцев, должна была предусмотреть возможность недовольства и волнений рабочих городских предприятий на почве «раскулачивания». Одновременно она пыталась оперативно изолировать стремительно увеличивавшуюся с конца 1920-х гг. группу крестьян-«кулаков», бежавших из деревни в города.

Другая отнесенная к разряду «кулаков» категория, требовавшая особого внимания, – это «иноподданные», или «кулаки иностранного гражданствa». Речь шла о крестьянах, осевших в России в ходе войн и сохранивших иностранное подданство пли переселившихся из других стран в 1920-е гг. в рамках движения производственной, сельскохозяйственной иммиграции, которая поощрялась в этот период советской властью. 23 января 1930 г. подкомиссия ЦК под председательством И.Д. Кабакова внесла следующее предложение: «Кулацким семьям немецких, чехословацких, болгарских и прочих колоний разрешить выезд за границу с передачей имущества в колхозный фонд»[1028]. В текст, утвержденный Политбюро 30 января 1930 г., данный пункт не попал, поэтому к данному вопросу центральному органу партии пришлось вернуться некоторое время спустя. Своим решением от 20 февраля 1930 г. Политбюро создало комиссию во главе с председателем СНК СССР А.И. Рыковым с участием замнаркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова. Комиссия подготовила проект постановления, которое Политбюро утвердило 25 февраля того же года. Этот документ был призван смягчить остроту вопроса о нарушениях статуса и имущественного положения крестьян иностранного подданства. Во избежание дипломатических осложнений советское руководство решило возвратить лицам данной категории конфискованное имущество (или выплатить компенсацию за него). В случае высылки «за пределы районов сплошной коллективизации» они имели право продать свою недвижимость. Поскольку по отношению к «иноподданным» механизм высылки применялся в «мягкой» форме (с сохранением имущества и выдачей компенсации за недвижимость), то следовало ожидать роста эмиграции иностранных крестьян. Учитывая это, Политбюро спустило «вниз» незамысловатую по форме, но практически трудно реализуемую установку: «Все указанные выше меры осуществлять так, чтобы предотвратить возможность массовой эмиграции крестьян иностранного подданства из СССР, не препятствуя, однако, в отдельных случаях выезду кулацких семейств за границу»[1029]. В сжатом виде она получила оформление в «советском порядке» как шифротелеграмма за подписью Рыкова, направленная на места в начале марта 1930 г.[1030]