Он сидел на полу, широко расставив ноги, как Гулливер с известной картинки, а перед ним – как-то очень ладно составленные в ряд шеренги бутылок. На глаз – около ста. Может быть, больше ста – винных, водочных и, кажется, даже коньячных. Неизвестно, сколько времени он пил – может быть, две недели. Это было страшное зрелище. Я и сейчас вспоминаю его с дрожью. Во-первых, невозможно столько выпить – фактически, весь винно-водочный погребок средней руки – и остаться живым. А во-вторых, передо мной сидел не алкоголик, конечно. Передо мной – в нелепой позе поверженного Гулливера – сидел человек, потерпевший полное крушение своей жизни.

Глава десятая

Глава десятая

Довлатов встал и уехал из Таллина восьмого марта 1975 года. Через несколько дней он пишет письмо Елене Скульской:

Здравствуйте, Лиля! Пятый день я в Ленинграде. Занимаюсь ремонтом. Местные «пикейные жилеты» вникли в ситуацию и утверждают, что за книжку обидно, прочее – ерунда. Работой пока не интересовался. У Джойса один рассказ начинается так: «Он вернулся назад той же дорогой, которой ушел…» С другой стороны, Томас Вулф назвал один из своих романов «Домой возврата нет». Короче – неопределенность.

Здравствуйте, Лиля!

Пятый день я в Ленинграде. Занимаюсь ремонтом. Местные «пикейные жилеты» вникли в ситуацию и утверждают, что за книжку обидно, прочее – ерунда. Работой пока не интересовался. У Джойса один рассказ начинается так: «Он вернулся назад той же дорогой, которой ушел…» С другой стороны, Томас Вулф назвал один из своих романов «Домой возврата нет». Короче – неопределенность.

На то они и «пикейные жилеты», чтобы весомо и с апломбом утверждать истины, не нуждающиеся в этом. Здесь можно согласиться с Еленой Клепиковой – удар оказался страшным. Дополнительное переживание – предательство со стороны коллег по «Советской Эстонии», многие из которых считались друзьями опального автора. Об этом с горечью пишет Довлатов в следующем письме Скульской:

Трусливого, угодливого, мерзкого спектакля, который усердно разыграла наша холуйская редколлегия, я никогда не забуду и не прощу. Нужно время.

Трусливого, угодливого, мерзкого спектакля, который усердно разыграла наша холуйская редколлегия, я никогда не забуду и не прощу. Нужно время.

Удар со стороны «друзей» был особенно сильным – как раз в редакцию, «по месту работы» сотрудники КГБ передали рукопись, изъятую у Котельникова. Коллектив дружно осудил и проголосовал за избавление от очернителя. Время не помогло – свидетельство тому «Компромисс», изданный в 1981 году. Состояние Довлатова отражено в его письме Тамаре Зибуновой от 15 марта 1975 года: