Посмотрим теперь, каковы были результаты Румянцевской ревизии и некоторых других его административных распоряжений для крестьян.

Малороссийские крестьяне ничего не выиграли от реформ первого российского администратора. Уже в первой записке графа Румянцева о непорядках в Малороссии нас поражает то обстоятельство, что там нет никаких указаний на тяжести крестьянского быта; указываются аномалии городского, козацкого, даже шляхетского быта, у крестьян же единственным источником бед выставляется «мнимое к свободе своевольство». В рубрике «о простом народе» мы читаем: «простой народ мнимым к свободе своевольством доведен до крайнего нерадения о своем собственном, до лености и распутства; ибо многие, оставляя свои пахатные и другие земли, бродят из места на другое, и чтоб удобнее провождать жизнь праздную и распутную, остаются навсегда без грунтов, под именем подсуседков, работая лениво за корм и напой вином»[192]. Граф Румянцев не задавался вопросом, какие причины вызывали это постоянное движение крестьян; для него они сводились к своевольству, хотя на самом деле они заключались в усилении власти помещиков, в увеличении повинностей. Впрочем и об этом граф Румянцев узнал не от крестьян, а от тех же помещиков: помещики жаловались ему на развитие подсуседчества и крестьянских переходов. В отношения помещиков к крестьянам он не хотел вмешиваться, он их вовсе игнорировал. Указаний на них мы не находим в его инструкциях, как общих, так и частных; не находим их и в самой описи. Требуются самые точные сведения о количестве скота, холодных построек – и вовсе нет вопроса о повинностях крестьян по отношению к державцам. Очевидно, этот вопрос Румянцев считает домашним, так сказать, вопросом самих помещиков; нельзя отсутствие его в Румянцевских инструкциях объяснять разнообразием крестьянских повинностей, потому что рядом с этим стояли не менее трудные вопросы (например, подробное перечисление всех нивок, сенокосных угодий и т. д., с указанием на способ их приобретения). Наконец в монастырских маетностях мы находим указания на повинности по отношению к монастырям. И так крестьянский вопрос в Малороссии Румянцев понимал только, как вопрос об ограничении права свободного перехода. И в этом случае он выражал взгляд, господствовавший в высшем центральном правительстве. Такой же точно взгляд выражал и Теплов, широко распространяясь о вреде свободного перехода крестьян[193], канцлер Бестужев-Рюмин[194] и наконец сама императрица; в упомянутом уже нами письме к Олсуфьеву она говорит: «прибавить надлежит, чтоб сколь возможно привести оный народ к тому, чтобы мужики с места на место не перешли»[195].