«Эпилог» обратил на себя внимание Б.Ф. Поршнева, увидевшего в нем одно из свидетельств распространенности республиканских идей. За это как будто говорила тирада: «Абсолютная власть не соответствует  нашим нравам ни как христиан, ни как французов»[782]; самый термин «монархия» для автора памфлета также является одиозным. Но это вовсе не означало республиканизма, а лишь непривычный для нас «сдвиг» в терминологии. «Монархия» (власть одного) воспринимается как синоним «деспотии», и ей противополагается не республика, но «королевская власть» (royauté). «Королевская власть руководствуется разумом, монархия — произволом», «цель королевской власти — общая польза, цель монарха — его собственная польза»[783]. Перед нами всё то же аристотельянское противопоставление «хорошего» и «плохого» варианта одной и той же формы правления.

Вопрос о праве на сопротивление монарху ставится и в широко известном памфлете «Совет господам из Парижского парламента от провинциала»[784]. Появившийся в марте 1649 г., он вызвал целый ряд откликов «за и против» именно по этому вопросу, который «провинциалом» решается довольно просто: «Как только король злоупотребляет властью, данной ему Богом… он перестает быть королем, а подданные — подданными»[785] — ведь такой король нарушил бы клятву охранять законы и защищать подданных, данную им при коронации на Евангелии. И если автор «Эпилога…» готов принять как данность всеобщее восстание народа (оставляя неясным, кто определит, что оно является действительно всеобщим), то ответ провинциального памфлетиста четок: тот момент, когда монарх «перешел за грань» и фактически перестал быть законным королем, должен определять парламент, который не может уклониться от этой особой ответственности — иначе зачем он? Ибо подданные освобождаются от повиновения тираническому правительству не своей волей (иначе они стали бы судьями в собственном деле), но тогда, когда неповиновение разрешено им постановлениями Парижского парламента.

«Совет провинциала» представляет интерес как образец памфлета, где превознесение парламента сочетается с давлением на него, с предъявлением тех требований, которые он не мог и не хотел выполнить. Щедро льстя парламенту, называя его «солнцем всей Франции, а может быть, и всей Европы»[786], автор тут же упрекает его в том, что он сам не понимает своего значения, не видит причины всех бедствий, а это не что иное как продажность должностей, благодаря которой в ряды парламентариев проникают выходцы из финансистских семей, из черни, а не самые достойные люди дворянского происхождения. Характерная позиция поддерживавшей парижан части провинциального дворянства! Решительно осуждается уже проявившаяся склонность парламента к примирению с двором: ведь победа легко достижима, стоит лишь решиться и устроить массовый поход парижан на Сен-Жермен.