Даже беглый просмотр книги позволяет сделать интересные «статистические» наблюдения. Если в «либерально-парламентской» секции первого тома материал расположен хронологически равномерно: пять памфлетов за 1649 г. и шесть за 1651–1652 гг., то в «демократической» секции только три издания датированы 1648–1649 гг. (одно из них — известный плакат октября 1648 г. с портретом Брусселя и восхваляющей его подписью), а остальные 16 появились в 1650–1652 гг. Во втором томе в секции «Критика структур и предложения социальных реформ» из семи памфлетов шесть относятся к 1651–1652 гг. и только один (написанный в сатирических стихах «Забавный рассказ о том, что произошло во время последних парижских Баррикад») с большой натяжкой, исключительно за картину нравов простого народа, взят из сочинений 1649 г.

Итак, памфлетистика в годы Фронды претерпевала свою эволюцию, которую недопустимо не учитывать. Эта эволюция выглядит парадоксальной: казалось бы, оппозиция правительству во время Парламентской Фронды была более принципиальной и социально значимой, чем на этапе Фронды Принцев. А в сфере идеологии всё обстоит как раз наоборот: освобожденная от идейной гегемонии парламента, памфлетистика становится более раскованной, более радикальной — и подчас более безответственной, подстать аристократическому руководству новой оппозиции. Именно тогда появляются настоящие антимонархические памфлеты, предсказывающие гибель монархии и необходимость перехода к республике; надежды на коренные реформы связываются уже с деятельностью не парламента, а будущих Генеральных Штатов; появляются даже заостренные против судейской олигархии лозунги прямого плебейского народоправства (памфлеты бордосской «Ормэ»).

История мазаринад давно уже стала предметом обширных специальных исследований[774]. В этой книге мы вкратце коснемся лишь памфлетов этапа Парламентской Фронды, и прежде всего времени Парижской войны.

Описывая выше события 1648 г., я неоднократно цитировал сочинение «История нашего времени»[775]. Написанное в обстановке, когда парламентарии чувствовали себя победителями и триумфаторами, оно было напечатано без изменений уже во время Парижской войны. Памфлет показывает, как высоко ценил себя парламент, стремившийся предстать перед публикой в роли постоянного и бескорыстного защитника народа.

«История…» открывается посвящением парламенту, в котором последний сравнивается даже с Богом: подобно тому как для познания Господа требуется подробное рассмотрение Его Божественной мудрости, так и для понимания роли парламента недостаточно иметь общее представление о его благодеяниях — почему и возник замысел исторического сочинения.