– И что ты сделал?

– Ничего. Этот парень встал на колени и расстегнул мне ширинку и отсосал. Это были самые изумительные две минуты в моей жизни. То есть было жутко стремно, что сейчас включат свет, но я с трудом мог думать об этом. Вагончики тронулись через типа полсекунды после того, как я застегнул ширинку.

– Это… ух ты.

– Ну да. И что я вынес из всего этого, кроме того, что я определенно гей, это то, что в мире есть хорошие места, и есть плохие. «Мир Диснея» был хорошим местом, а Вальдоста – плохим, и я должен был вернуться к Диснею, как можно скорее. И я это сделал. А потом, через пару лет, я решил, что надо двигать в большой город, и перебрался в Атланту, а потом решил выбираться с юга, в город побольше, на большую театральную сцену. Типа чем дальше я уходил от Вальдосты, тем безопасней чувствовал себя. Это была лестница, шедшая все выше, и выше, и выше, так? И она закончилась в каком-то особняке в Сан-Франциско. Но посмотри на меня. Я себя чувствую таким идиотом. Потому что думал, что у меня когда-нибудь будет по-настоящему хорошая жизнь.

– Если останешься здесь, – сказал Йель, – у тебя будет лучшая жизнь, чем если уедешь. Тебе надо оставаться там, где тебя любят. Разве ты не попадаешь в ту же ловушку? Думая, что где-то там лучше, чем здесь.

– Я в смысле, где-то есть места теплее. Вот я о чем. Если мне придется умереть, я хочу умереть там, где мое лицо будет заливать солнце.

– Понимаю.

Йель проверил, что в хозяйской ванной есть полотенца для Джулиана. Ему представилось, как Шарпы вернутся домой через месяц и увидят, что весь пятьдесят восьмой этаж превратился в лагерь ВИЧ-инфицированных. Спальные мешки и койки, витамины и белковые коктейли.

Утром в понедельник в галерее вышло из строя отопление. Йель сразу вернулся в надземку, с облегчением подумав, что ему не придется видеться с Романом, но перспектива свободного дня страшила его, потому что он не видел оправданий, чтобы и дальше оттягивать тестирование. Однако, сойдя с поезда, он подошел к таксофону, потому что не представлял, куда идти.

Он подумал позвонить доктору Винсенту, но у него было такое ощущение, что после разрыва с Чарли доктор Винсент как бы отошел к нему, как и большинство их друзей. Он не мог представить, как войдет в кабинет и будет неловко пытаться понять, насколько доктор Винсент осведомлен. Возможно, доктор Винсент уже несколько месяцев, если не лет, знает, что Чарли ему изменял. Может, он лечил его от гонореи и советовал быть осторожней. Йель не мог пойти к нему и взглянуть в его добрые водянистые глаза. Он подумал позвонить Сесилии, но он и так уже создал ей немало трудностей, к тому же он не хотел, чтобы хоть кто-то из университета заподозрил, что он болен. Он подумал вернуться к себе в башню, но один вид Джулиана лишил бы его решимости сдать анализ. Что этот тест принес Джулиану? Только разрушил его жизнь. Он подумал позвонить на горячую линию «Говарда Брауна», но при мысли о том, что его будет утешать какая-нибудь лесбиянка – читать ему советы по бумажке, тщательно подбирая слова – его замутило. Или хуже того, трубку мог взять друг Тедди, Катсу, и узнать Йеля по голосу. К тому же горячая линия начинала работать только вечером, а еще не было и 10 утра. Поэтому, хотя он знал, что это не лучшая идея и что ей меньше, чем кому бы то ни было хотелось снова пройти через что-то подобное, он позвонил Фионе Маркус.