– Не знал, что белые медведи женятся, – сказал Йель. – Хорошо, что ты сказала это, о Чарли. Я себя чувствовал типа единственным человеком на свете, который видит его насквозь.

– Йель, – она повернулась к нему и, приобняв за бицепсы, взглянула на него насмешливо-серьезно (а может, и правда серьезно). – Ты заслуживаешь кого-то, кто обожает тебя. Чарли же нужны только слушатели.

– Но, – сказал Йель. – Но. Что, если он – последний парень в моей жизни?

– Даже не думай. Ты переживешь этого Тора. Переживешь слонов. Разве слоны живут не вечно? Черепахи. Ты переживешь черепах.

– Какаду живут шестьдесят лет! – объявила Брук.

– Эй, – сказала Фиона, – ты что, грела уши?

Хотя что из того, что ни говорили, мог понять ребенок?

– Какаду я заводить не буду, – сказал Йель.

– Тебе станет лучше после теста. Я тебе вот что скажу: когда получишь результаты, мы с тобой пойдем, и я куплю тебе золотую рыбку. Большую такую, которая живет десятилетиями, и тебе в итоге придется покупать ей бассейн.

– Роско ведь ты взяла, да? – сказал Йель.

Фиона ничего не сказала, только уставилась на Тора за стеклом. Она сделалась до странности неподвижной.

– Кота твоего брата, – уточнил Йель. – Роско.

Она резко повернула к нему голову, приоткрыв рот.

– Что? – сказал он.

– Ох, черт… Ох, черт.

– То есть он был у Терренса, а потом…

– Ох, черт.

– Разве его родные…

– Нет. Их ноги там не было. Они не… О боже. Йель.