– Роско? – сказал Йель.
Он повернул кран, надеясь, что кот покажется на этот звук. Посмотрел за мусорным ведром, в буфетах, за холодильником. Фиона продолжала звать кота, ходя по квартире.
– Крышка унитаза открыта, – заметила она.
И Йель понял, что она хотела сказать: кот мог найти воду, если у него хватило бы ума и равновесия.
Подоконники на кухне были уставлены пузырьками с лекарствами. Болеутоляющие, витамины, еще витамины, старые антибиотики. Все полупустые (он встряхнул несколько), все бесполезные. Возможно, он мог бы взять их для Джулиана. Или для себя. В синем чайничке на стойке появилась паутина, и Йель налил в него воду и полил растения. Почему нет.
Он снова посмотрел за ведром. В ведре. Вышел на пожарную лестницу.
В дверях стояла Фиона, с красным и мокрым лицом.
В руках она держала нечто, походившее на сплющенную мягкую игрушку. Меховой воротник. Попавший под машину.
– Он еще дышит, – сказала она. – Кажется.
В приемной ветеринара Йель листал старый номер журнала
– Вы правильно поступили, – сказал он им обоим.
Рядом с ними в приемной собаки натягивали поводки на скользком кафельном полу. Кошка ходила кругами в переноске.
– Ну вот, – сказала Фиона, – на прошлой неделе я сходила на массаж. И массажистка такая: «Вы были в автокатастрофе?» Она изобразила русский акцент. – И я такая: «Нет, я просто сейчас в таком стрессе». И минут через пять она такая: «Но, может, когда-то давно? Автокатастрофа?» Чувствуешь?
Она взяла руку Йеля и положила себе на шею сзади, твердую, как мрамор, и он понял, что это была сведенная мышца.
– Плохо это, – сказал он.
– И я такая: «Я, честно, ни разу даже бампером никого не задела». А она: «Да, но иногда мы забываем».
Что-то в ее словах, в том, как она донесла до него мудрость этой русской