Йель заметил Рафаэля из «Во весь голос», с тростью, но слишком далеко, чтобы окликнуть его. Повсюду была полиция, свистела в свистки, кричала что-то, чего Йель не понимал, но никого еще, похоже, не арестовали. Никому пока не заламывали рук.

Но не успели они дойти до AMA, как Йель почувствовал, что желудок подвел его. Он сказал Фионе, что ему нужно в туалет, а она заметила, что он весь побледнел.

Они зарулили в отель – к счастью, их никто не остановил – и Йель заскочил за стойку в холле и юркнул в одиночный туалет с изысканной отделкой, а Фиона осталась сторожить у двери. Он крикнул ей, что она может идти, а она сказала ему не глупить. Она выбежала на улицу, нашла аптеку и вернулась с таблетками и электролитным напитком, хотя Йелю уже полегчало. Но он решил подождать для верности и просидел еще пятнадцать, двадцать минут, ожидая увидеть при выходе толпу изумленных зрителей. Но не увидел никого, кроме Фионы, сидевшей у стены по-турецки, и быстро закрыл за собой дверь.

– Это будет мое оружие, если меня арестуют, – сказал он. – Я могу просто насрать в штаны. Буду как скунс или осьминог.

– Помнишь комикс Нико, – сказала Фиона, – о Крутом Тодде, который обосрался на свидании?

Йель помнил. Комикс кончался тем, что Тодд несся домой, оставив парня его мечты недоумевать на тротуаре, что он сделал не так.

Фиона сидела с ним на диванчике в холле. Он хотел вернуться к протестующим, но не так быстро. Нужно было выждать несколько минут для уверенности.

Фиона так улыбалась, словно собиралась преподнести ему подарок.

– Ты знаешь, – сказала она, – ты ему тоже нравишься.

– Кому?

Но он уже понял, или надеялся, что понял. У него был озноб и слабость, но внезапно кровь прилила к его лицу, вернув к жизни.

– Он сказал Нико. А Нико сказал мне.

– О. Так это было сто лет назад.

– Ну да. Но у людей такие вещи не проходят. И я говорила с ним после того, как ты порвал с Чарли. Я сказала, ему надо сделать шаг.

Она продолжала говорить слишком громко. Она не последовала его знакам перейти на шепот, хотя в холле почти никого не было, а семья у стойки была занята своими делами.

– И он его не сделал.

– Просто он не признает моногамию, а он знает, что тебе это важно.

– Господи. То есть я уже не верю в моногамию. Собственно, из-за нее я и заразился.