Йель, глядя куда угодно, кроме Эшера, кивнул.

– Знаешь, что однажды Чарли сказал о тебе? Он сказал, если бы у нас тебя не было, нам пришлось бы тебя выдумать.

Эшер рассмеялся.

– Что ж, я у вас есть. И у тебя. И я буду, просто…

– Да, нормально.

Они пошли дальше. Он мог бы попросить его остаться. Мог бы снова его поцеловать и сказать, мол, сделает что угодно, если Эшер просто останется в Чикаго. Но это не сработает. Эшер мог ответить на поцелуй, но нечего было и думать, чтобы он предпочел любовь – недолговечную, хрупкую, подточенную болезнью – борьбе. (Да и кому он морочил голову? Это была не любовь. Это было влечение. Это было семя, которое могло бы прорасти, будь у него почва получше, солнца побольше.) Как ни посмотри, Эшер был прав. Ему не стоило оставаться здесь только затем, чтобы сделать Йеля счастливым на год, на три, пока они оба не станут слишком больными, чтобы можно было говорить о счастье. Ему нужно быть в Нью-Йорке, колотить в двери и создавать новости. В каком-то смысле Йель уже выразил свою просьбу на демонстрации; и получил ответ.

А вот был тот дом, который приметил Йель тысячу лет назад, захотев сделать своим этот кусочек города.

– Постой секунду, – сказал Йель.

– Что?

Он повернулся к дому, закрыл глаза и положил руку на закатанный рукав Эшера. Он хотел понежиться в этом ощущении пять секунд, в будущем, которое могло быть у него, если бы не все это. Он бы, конечно, порвал с Чарли, и Чарли валялся бы обдолбанный в какой-нибудь дыре, а Йель жил бы в этом доме с Эшером. Он был уверен в этом. Эшер жарил бы мясо на гриле на заднем дворе. К ним на ужин приезжали бы Фиона, Нико и Терренс. Джулиан зависал бы на крыльце с выпивкой, только с репетиции.

– Ты окей? – сказал Эшер.

Йель открыл глаза и кивнул.

Они прошли на восток почти до самой гавани, а потом двинулись по тропе через парк.

Они поговорили о Ричарде, у которого намечалась авторская выставка летом в галерее в самом центре города.

– Кто бы мог подумать, что у Ричарда будет настоящая выставка? – сказал Эшер. – Я всегда думал, для него это лишь предлог встречаться с моделями.

Они поговорили о том, где Эшер будет жить в Нью-Йорке (Челси), когда он улетит (через две недели) и часто ли будет наведываться в Чикаго (периодически, в основном по работе).

Поговорили о ребре Йеля, о дурацкой баночке имодиума, сломавшей его, о том, что ему все равно и он бы повторил все это.

Йель рассказал, что Билл выбросил из собрания двоюродной бабушки Нико самого важного художника, которого она любила всю свою жизнь.