Он держал, прижимая к ручке ходунков, маленькую простенькую мандалку – Йель сам ее сделал месяц назад на занятии по рукоделию. Ходунки не влезали между кроватью и стеной, так что Рафаэль передал мандалку Фионе, а она – Йелю.

– Рукодельный класс уже не тот без тебя – никто теперь не включит твоих ужасных грустных британцев. Теперь магнитолой командует этот Кэлвин и врубает ебучее техно.

Йель взял мандалку, хотя ему было больно держать ее. Он не знал, что с ней делать. Наверно, лучше отослать ее Терезе, в Калифорнию. Она до сих пор каждую неделю посылает ему открытки.

– Мой день наконец наступил! – сказал Рафаэль. – Выметаюсь отсюда, и Блэйк заберет меня через час.

Фиона захлопала с энтузиазмом, и Йель удивился, как у нее еще остались силы для таких эмоций.

– Ты готов? – сказала она. – Ты собрался?

– Волонтер из «Добрых рук» уже затаривает мой холодильник, и я отлично себя чувствую без капельницы.

Йелю понравилось, что Рафаэль сказал это без налета неловкости. Он был идеальным соседом. До Рафаэля Йель делил палату с высоким мужчиной по имени Эдвард, который то и дело твердил грустным голосом, что это самое счастливое время в его жизни, что отделение 371 – это первое место, где он прижился. До Эдварда был неприятный натурал, Марк; до Марка был Роджер со своим огромным семейством ирландских католиков, толпившихся вокруг него, пока его двигательные функции и речь сдавали под натиском прогрессивной многоочаговой лейкодистрофии, однако его разум продолжал сохранять ясность какое-то время. А еще раньше Йель делил палату с парнем, который выставил на подоконнике в ряд десять чашек и растил в них желуди. Он надеялся, что они прорастут раньше, чем он умрет, чтобы подарить ростки дуба десятерым своим друзьям.

И после всего этого, когда Йель лежал, приходя в себя после люмбальной пункции, в палату вкатили нового соседа, и Йель услышал из-за занавески обычные звуки – медсестры объясняли про капельницу, кнопки вызова и про курительную террасу – а затем кто-то сказал: «Знаешь, что я хочу изобразить на своем лоскутном одеяле? Одну гигантскую пачку „Кэмела”»!

И даже раньше, чем Йель услышал его имя, раньше, чем медсестра отодвинула занавеску, он узнал по голосу Рафаэля. Никто еще не вписывался в отделение 371 с таким апломбом, Рафаэль был в своей манере, и медсестры его обожали. Он знал, кто из волонтеров мог сделать тебе расклад Таро. Он принес с собой целую сумку видеокассет для комнаты отдыха и развесил фотографии на стену. Он приехал как в новый дом, во всяком случае, так это выглядело, и у Йеля было такое чувство, что, если бы Рафаэль не лежал с капельницей, он бы подскочил к нему и укусил за лицо.