Светлый фон

Весной 1851 года мои странствия вновь привели меня в штат Вирджиния. Жаль, что не я могу сказать, будто мною двигали какие-то благородные побуждения. Например, желание примириться с Джеком, искупить каким-то образом смерть Доротеи. На самом деле такие мысли мне и в голову не приходили. Я скитался без цели и намерений, от одного гостеприимного трактира к другому, от одного платящего пациента к другому, таким образом и оказался в Вирджинии. Моя вера в то, что я когда-то считал истинным и дорогим, в медицинские науки, да и в самого Господа, почти покинула меня. Я верил теперь в то, что для меня в мире места нет – ни профессии, ни семьи, ни дома.

Весной 1851 года мои странствия вновь привели меня в штат Вирджиния. Жаль, что не я могу сказать, будто мною двигали какие-то благородные побуждения. Например, желание примириться с Джеком, искупить каким-то образом смерть Доротеи. На самом деле такие мысли мне и в голову не приходили. Я скитался без цели и намерений, от одного гостеприимного трактира к другому, от одного платящего пациента к другому, таким образом и оказался в Вирджинии. Моя вера в то, что я когда-то считал истинным и дорогим, в медицинские науки, да и в самого Господа, почти покинула меня. Я верил теперь в то, что для меня в мире места нет – ни профессии, ни семьи, ни дома.

И вот однажды, холодным сырым утром мистер Раст нашел меня лежащим на земле у трактира, где был завсегдатаем. Он знал, что я врач, видел, по его словам, как я ухаживаю за больными и немощными в окрестностях, и хотел предложить мне работу с приличным жалованьем. Я выслушал его, но не в то утро, а позже, на следующий день, когда мы встретились, как и договорились, в том же трактире. Раст заказал бутылку и налил мне первый стакан, в жидкости преломился свет послеполуденного солнца, который просачивался через открытую дверь таверны и бил мне в глаза, как свет, что горел в незавешенных окнах дома Джека той ночью. Я выпил и снова протянул стакан.

И вот однажды, холодным сырым утром мистер Раст нашел меня лежащим на земле у трактира, где был завсегдатаем. Он знал, что я врач, видел, по его словам, как я ухаживаю за больными и немощными в окрестностях, и хотел предложить мне работу с приличным жалованьем. Я выслушал его, но не в то утро, а позже, на следующий день, когда мы встретились, как и договорились, в том же трактире. Раст заказал бутылку и налил мне первый стакан, в жидкости преломился свет послеполуденного солнца, который просачивался через открытую дверь таверны и бил мне в глаза, как свет, что горел в незавешенных окнах дома Джека той ночью. Я выпил и снова протянул стакан.