Да, я хотел защитить Джозефину, но это было не все. Как это описать? Чистота, освобождение, спокойствие. Я ничего не хотел от нее, только слышать ее голос, когда мои ноги упирались в землю, а глаза тяжело опускались в глазницах. Только наблюдать за ее лицом, когда она говорила. Я рассказал ей о своих родителях, о своем воспитании, о медицинском колледже и о работе сельского врача. Я не сказал ей ни о Доротее, ни о той ночи на ферме моего брата. По правде говоря, мне было стыдно, я не хотел разрушать покой наших ночей и ее представление обо мне. Думаю, Джозефина считала меня хорошим человеком, который сбился с пути истинного и вернулся на него, втащив ее на свою лошадь. Я не хотел разубеждать. Если Джозефина верила в это, то, возможно, это было правдой. То же было и с моей любовью к Джозефине. Надежда на другой путь, на жизнь, где мы с ней могли бы спокойно сидеть и разговаривать часами, где мое прошлое не имело бы никакого значения, равно как и цвет моей или ее кожи. Надежда на то, что, спасая ее, я смогу спасти и себя, и, в каком-то смысле, утраченную Доротею. Это может показаться странным, но в Джозефине было много от Доротеи. Та же сила духа, та же нежность и та же беспокойность читались в ее глазах, а за ними скрывался необъятный мир фантазии, странствий и борьбы, ее собственный мир, и я желал только, чтобы она позволила мне поселиться там, ибо это было место многих чудес.