Чтобы собраться с духом, а также перекусить в безопасном месте, Фаронов приказал всю роту поместить в башню. Пока старшина разыскивал батальонного повара, пока Климов, ротный писарь, подсчитывал потери, пока солдаты, привалясь спинами к стене, покуривали, сидя на корточках, отдыхали, вспоминая отдельные схватки на пути к замку, Финкель привел Михайлу. Залывин, Саврасов, Каримов сразу подошли к нему, обступили, с участием начали спрашивать, утешать:

— Ну как?

— Что?

— Похоронил, выходит?

— Да ты сам-то не падай духом…

— Конечно, дело-то не поправишь.

— Вон мы их тоже сколько навалили! А у тех, кто успел убежать, небось до сих пор задница в мыле.

Михайло всем кивал молча, со всеми соглашался, потом попросил закурить. И так это странно всем показалось: ведь ни Петро, ни Михайло вообще не баловались табаком и свои наркомовские пайки махорки отдавали другим. Некурящие в роте были еще, но те свое курево меняли на что-нибудь — на пайку хлеба, на сахар, а эти гнушались меной — отдавали, и все. К Михайле потянулись руки.

— На…

— Вот…

— Держи, дружище…

Михайло неумело свернул цигарку, неумело ее припалил, закашлялся, еще потянул.

— Э-э, махорочка в таком разе обязательно помогает, — сказал кто-то.

— Да-а, первое дело…

— От души отлегнет — и сразу, понимаешь, опять человеком становишься.

— Ему бы сейчас чуток водочки…

— Да где ее взять, водочки?..

За стеной ахнуло, послышался обвальный шум глиняной глыбы.

— Во дает, сволота! Еще в башню всадит, — заругался Каримов, вжимаясь в стену спиной.

Залывин ободрил: