Можно предположить, что речь здесь идет о Н. А. Крюкове, окончившем Училище колонновожатых и произведенном в офицеры в 1819 г. Предположение опирается на версию о том, что Муравьев, не зная лично обоих, в ответ на запрос о Н. П. Крюкове ошибочно указал на его троюродного брата. Однако такому предположению можно противопоставить целый ряд убедительных контраргументов. Во-первых, Никита Муравьев, несомненно, был достаточно хорошо знаком со своими сослуживцами, к которым принадлежал штабс-капитан Н. П. Крюков. Во-вторых, приведенные им биографические реалии (а говорит он о принятии Крюкова, «едва лишь только перед сим произведенного в офицеры») прямо указывают на то, что упомянутый человек стал офицером не позднее 1818 г. В-третьих, Муравьев сообщил о приеме, осуществленном А. Н. Муравьевым. Между тем, никаких следов участия А. Н. Муравьева в принятии Н. А. Крюкова в Союз благоденствия ни его следственное дело, ни другие следственные материалы не содержат. После окончания учебы в Училище колонновожатых в 1819 г. Н. А. Крюков отправился на службу во 2-ю армию и уже там в 1820 г. вступил в Тульчинскую управу[726]. Таким образом, объявленные Муравьевым обстоятельства не могли относиться к Н. А. Крюкову. Все обозначенные Муравьевым реалии указывают на Н. П. Крюкова, который окончил Училище колонновожатых в ноябре 1817 г., тогда же был произведен в офицеры и в 1818 г. находился в Москве при училище. Именно тогда он, как можно уверенно предположить, попал в сферу влияния сына директора училища, А. Н. Муравьева, и вполне мог быть принят им в Союз благоденствия. Именно таким путем пришли в тайное общество воспитанники Училища колонновожатых или посещавшие занятия в нем П. А Муханов, А. А. Тучков, М. М. Нарышкин, В. Х. Христиани, А. В. Шереметев, а также Н. В. Басаргин (принятый близким к Муравьевым Бруннером) и, возможно, Н. П. Воейков[727]. Крюков входил в круг офицеров-выпускников Училища колонновожатых, из которого вербовались новые участники декабристской конспирации, вследствие чего вероятность его вступления в Союз благоденствия существенно возрастает[728].

Таким образом, показание Муравьева, судя по всему, вполне четко и недвусмысленно открыло перед следствием имя еще одного участника Союза благоденствия[729]. Но внимание следователей оно не привлекло, расследование пошло исключительно по пути выяснения связей Крюкова с членами Северного общества и заговорщиками в декабре 1825 г. После того как выяснилось, что Палицын, по-видимому, ничего не сообщал ему о заговоре, все подозрения у следователей отпали. В ходе скоротечного расследования, несмотря на авторитетное свидетельство Н. М. Муравьева, Крюкова признали невиновным, выдав ему оправдательный аттестат и освободив из заключения[730]. Не оценивая, за недостатком данных, истинный характер контактов Крюкова с товарищами по службе в Главном штабе и «однодомцами» Палицыным и Глебовым, в свете сказанного необходимо поставить под сомнение итоговые выводы следствия. Почти несомненно, что свидетельство об участии Крюкова в Союзе благоденствия прошло мимо внимания следователей, из-за чего участник Союза было освобожден как полностью непричастный к делу.