Привлечение Баранова к процессу так и не состоялось: причиной тому, очевидно, явился факт отрицания показаний Комарова одним из главных свидетелей – Пестелем, а также неподтверждение его другими подследственными. Вначале дознания последовало распоряжение императора об аресте Баранова: неточные сведения Комарова, назвавшего его адъютантом Витгенштейна, вызвали резолюцию «Гр[афу] Витген[штейну]». Но впоследствии выяснилось, что Баранов занимает должность курляндского губернского почтмейстера. Распоряжения о привлечении к процессу не последовало, так как к этому времени (к 8 февраля) уже были опрошены главные свидетели: Пестель, Юшневский, Барятинский, Бурцов, не знавшие о его членстве[735]. Баранов был исключен из списка членов Союза, представленного Комаровым, причем в докладной записке императору сообщалось, что Баранов показан Комаровым «гадательно» (что абсолютно неверно). Баранов был признан непричастным к делу, о чем уведомили главноуправляющего почтовым ведомством А. Н. Голицына, начальника Баранова[736].

Вместе с тем факты пребывания Баранова в Тульчине, в центре конспиративной активности Союза благоденствия на юге, среди активных его участников, совместного проживания в одном доме с руководителем Тульчинской управы Пестелем, активно пополнявшим ряды конспираторов в 1818 г., включенность в тесный дружеский кружок офицеров штаба 2-й армии[737], – все это говорит в пользу показаний Комарова, который без сомнений свидетельствовал об участии в Союзе Баранова. Очевидно, вышедший в отставку около 1819 г. офицер короткое время состоял в Тульчинской управе, на первом этапе ее существования; в 1826 г. немногочисленные бывшие товарищи не стали открывать факт причастности к тайному обществу давно не связанного с ним человека, чтобы не подвергать его риску наказания. К тому же большая часть тех, кто мог выступить авторитетным свидетелем по данному вопросу, не были спрошены о Баранове.

Показание Комарова о И. П. Липранди также осталось одиноким: опрошенные 12–13 февраля подследственные (Орлов, Бурцов, Пестель, С. Муравьев-Апостол и др.) не могли подтвердить его участие в Союзе благоденствия[738]. Сам Липранди, арестованный и привлеченный к следствию, категорически отрицал любую степень причастности к тайному обществу. В повторном показании Комаров дал следующее пояснение: «…о Липранди я показал по слухам, равно как и об иностранце Фурнье»[739]. Нужно отметить, что это не совсем так: в первом показании, как уже говорилось, Липранди фигурирует среди несомненно известных Комарову членов, а не в отдельном перечне известных «по слухам». Значит, Комаров предпочел отступить от своей первоначальной позиции, возможно, не желая стать единственным обвинителем и, может быть, не имея прямых доказательств. В ситуации, когда главные свидетели не поддержали единственное показание, пусть и принадлежащее осведомленному участнику Союза, сам Комаров не стал настаивать на первом показании, а следствие предпочло поверить «главным», с его точки зрения, свидетелям. 19 февраля, после ознакомления с показаниями самого Липранди, Комитет предложил освободить его с «оправдательным аттестатом». Вскоре последовала соответствующая резолюция Николая; Липранди был оправдан[740].