В своих показаниях на следствии согласившийся на предложение быть членом Общества соединенных славян И. М. Черноглазов сообщил о следующем: по его словам, А. С. Пестов объявил ему об офицерах конноартиллерийских рот, участвовавших в совместных собраниях Южного и Славянского обществ (осень 1825 г.) и находившихся в тайном обществе. Среди названных Пестовым, помимо известных по «Алфавиту» Боровкова членов Южного общества, в отношении которых следствие располагало удостоверяющими показаниями – Ф. Е. Врангеля, Д. А. Нащокина, А. Д. Высочина, – встречается новое имя подпоручика Новицкого: «Тут он мне сообщил, что будто конной бригады поручики Врангель, Нащокин, подпоручик Новицкий, прапорщик Высочин принадлежат уже к членам»[1102]. Очевидно, это еще один офицер конно-артиллерийских рот, причастный к деятельности Васильковской управы наряду с названными офицерами и М. И. Пыхачевым[1103]. Особо отметим утвердительный характер сообщения Пестова, отраженный в показании: здесь говорится об уже состоявшемся приеме названных офицеров, а не о планируемом. Источник информации Черноглазова – один из лидеров «славян» Пестов, как известно, принимавший самое непосредственное и активное участие в объединительных совещаниях в Лещинском лагере, на одном из которых присутствовали «южане» – офицеры артиллерии. Более того, он был избран руководителем «округа» «славян»-артиллеристов и непосредственно контактировал с руководством Васильковской управы. Таким образом, Пестов – лицо, хорошо осведомленное о тех, кто принадлежал к числу заговорщиков-«южан» в среде офицеров-артиллеристов. Вместе с тем, безоговорочно считать Новицкого «незамеченным» участником тайного общества не позволяет как отсутствие каких-нибудь дополнительных данных на этот счет, так и наличие среди перечисленных вместе с Новицким офицеров Ф. Е. Врангеля, сумевшего представить себя в следственных показаниях лицом, не состоявшим в тайном обществе. Следствие, скорее всего, не заинтересовалось показанием Черноглазова.

Если ознакомиться с показаниями А. В. Поджио в деле отставного офицера Преображенского полка Д. П. Зыкова от 6 апреля 1826 г., то рядом с показаниями о самом Зыкове неожиданно обнаруживается свидетельство, касающееся еще одного бывшего офицера-преображенца Дмитрия Петровича Скуратова: «Не могу сказать, принадлежал ли он (Зыков; в ходе следствия выяснится, что принадлежал. – П. И.) обществу, но если он был принят, то не кем другим, как князем Оболенским, с коим он был весьма дружен. То же самое скажу и о Дмитрии Скуратове, вышедшем из подпрапорщиков Преображенского полка по статским делам. Не могу также сказать, принадлежал ли и сей к обществу, ибо все сии сношения возобновились уже перед отъездом моим (в связи с переводом в армию в октябре-ноябре 1823 г. – П. И.). Оболенский был дружен как с одним, так и с другим, но наверное трудно мне сказать… Впрочем, если даже они были и приняты, не думаю, чтоб было какое-нибудь с их стороны содействие…»[1104].