По нашему мнению, приведенные сведения позволяют уверенно считать Шлегеля лицом, входившим в декабристский круг в Тульчине. Если он и не был принят в декабре 1825 г. в тайное общество, – а о предполагавшемся приеме сообщал Пестелю Барятинский в ноябре, – то во всяком случае знал о его существовании; иначе трудно интерпретировать данные о беспокойстве Шлегеля при арестах в Тульчине, переданные в воспоминаниях П. И. Фаленберга.

Следствие не заинтересовалось показаниями Н. А. Крюкова, но почему не появились другие показания о членстве Шлегеля, как это было в случае Е. Е. Лачинова? Возможно, Шлегеля спасло то, что на следствии многие арестованные стремились не упоминать лиц, мало затронутых движением, располагавших лишь небольшой информацией – некоторые участники тайных обществ, связанные лишь с одним лицом, принявшим его, не были названы, легко замешанных старались не упоминать. Свою роль могло сыграть и то обстоятельство, что доктору были обязаны многие из арестованных, в том числе Фаленберг и Басаргин, жены которых пользовались его врачебной помощью. И. Б. Шлегель в 1820-е гг. пользовался большим авторитетом в армии из-за участия во многих военных кампаниях и благодаря своему врачебному искусству, а впоследствии получил широкую известность как организатор медицинского дела, президент Медико-хирургической академии[1100].

Имеющиеся указания источников не позволяют окончательно решить вопрос о принадлежности Шлегеля к тайному обществу, и если М. В. Нечкина не сомневалась в его членстве в Южном обществе, то мы склонны поместить его в разряд предполагаемых участников конспиративных организаций.

Еще одно лицо, показание о котором прозвучало на следствии, но по-видимому не обратило на себя внимания, – это Андрешевский. Контекст упоминания имени Андрешевского в показаниях В. И. Враницкого говорит в пользу его принадлежности к членам Васильковской управы Южного общества, участникам собраний в Лещинском лагере осенью 1825 г., или к лицам, поступившим в состав этой управы позднее, вплоть до декабря 1825 г. Автор показания Враницкий, по национальности чех, как уже отмечалось, недостаточно хорошо владел русским языком. Вследствие этого свидетельство Враницкого нельзя отнести к числу полностью достоверных. Он мог неправильно расслышать фамилии малознакомых ему лиц и потом включить их в свои показания. И поэтому, несмотря на то что другое названное им лицо – Панютин, как установлено нами, действительно состоял в тайном обществе[1101], отнести безусловно и безоговорочно Андрешевского к числу членов затруднительно. Вероятно, Враницкий имел в виду участника Общества соединенных славян, артиллерийского офицера Я. М. Андреевича, который был хорошо известен среди членов Южного общества после Лещинского лагеря.