Далее в своем показании Поджио свидетельствовал о тождественности взглядов как Зыкова, так и Скуратова взглядам членов тайного общества, заявляя лишь об их умеренности, позволявшей им признавать преимущества конституционного устройства, но в то же время неприложимость его к «государству нашему». Но, кроме того, Поджио фактически сообщил о близости Скуратова к тайному обществу и знании им цели этого общества: «Как Зыков, так и Скуратов не могли сомневаться в цели нашей, для сего достаточны были частые сношения их со мной, с Валерианом Голицыным (в 1821–1824 гг. также Преображенский офицер. – П. И.), с Никитой Муравьевым и в особенности с к[нязем] Оболенским…»[1105].

В результате специального опроса следователи выяснили, что Зыкова принял в общество именно Е. П. Оболенский. О Д. Скуратове в связи с показаниями Поджио никому, в том числе Оболенскому, вопросов не задавалось.

Казалось бы, контекст упоминания фамилии Скуратова позволяет безоговорочно отнести его к числу членов тайного общества: налицо знание им цели общества, его «частые сношения» с В. М. Голицыным, Е. П. Оболенским, Н. М. Муравьевым и, наконец, с самим Поджио. Скуратов упоминается здесь наряду с установленным следствием участником Северного общества Зыковым, Поджио не отрицает принадлежности Скуратова к обществу.

Достоверность сообщения Поджио основывается на том, что он был дружен со своим товарищем по полку Скуратовым, прекрасно знал его взгляды и круг связей. В том же 1823 г. Поджио вошел в число активных участников тайного общества в Петербурге, сблизил с ним своих товарищей по Преображенскому полку; он был напрямую связан и с Оболенским, и с другими упомянутыми им членами общества. Поэтому его, безусловно, нельзя не считать достаточно осведомленным человеком, – в частности, он, без сомнения, знал, кто из его полковых товарищей был причастен к обществу.

Однако уверенно отнести Скуратова к числу членов Северного общества не позволяет неопределенный, предположительный характер показания, большое количество оговорок, сделанных Поджио. Сам Поджио отказывался сообщить степень причастности Зыкова и Скуратова к тайному обществу, переадресовывая этот вопрос Оболенскому: «Но что точно ли обещали они свое содействие и какого рода сие все, должен знать к[нязь] Оболенский». Не брался он окончательно разрешить и вопрос о формальном принятии Зыкова и Скуратова в тайное общество, более всего настаивая на своей непричастности к их приему: «…если точно окажутся… Зыков… и Скуратов принадлежащими точно обществу, то твердым словом подтвержу… что я их не принимал»[1106].