Помимо этого, фиксируются тесные контакты Муромцева с П. Х. Граббе[1145], А. Н. и М. Н. Муравьевыми, И. Д. Якушкиным, Д. А. Давыдовым – теми, кто составлял ядро московского Союза благоденствия: «Фонвизин часто ездил ко мне. По выздоровлении я бывал у него, и мы собирались вечером. Всегдашние гости были: М. Муравьев, А. Муравьев, Якушкин, Мамонов, Граббе, Давыдов; иные проездом через Москву, имена которых не назову. Разговоры были тайные: осуждали правительство, писали проекты перемены администрации и думали даже о низвержении настоящего порядка вещей. Я бы непременно попался впоследствии, как и все лица, составлявшие наше общество; но к счастью я был предупрежден Ал. Ив. Нейгардтом, начальником корпуса, стоявшего тогда в Москве. Он был очень дружен с покойным братом Павлом, а через него был знаком со мною, и в кампании 1812 года мы с ним часто встречались в сражениях и по делам службы. Он приехал ко мне, отозвал меня в кабинет, объяснил всю опасность членов, собирающихся у Фонвизина, что правительство уже обратило на это внимание, и чтоб я отнюдь ничего не подписывал. Это предупреждение спасло меня. Была заведена книга, где действительно члены вписывались. Я избег подписи и скоро уехал в деревню. В это время Граббе жил в Ярославле, командуя Лубенским гусарским полком ‹…› Он был со мною в переписке, и это узнал Нейгардт…»[1146].

Целый ряд данных, содержащихся в приведенном отрывке, указывает на то, что речь в нем идет о декабристском союзе. Прежде всего, следует обратить внимание на то, что, по словам Муромцева, «разговоры» были «тайными», закрытыми для посторонних лиц. На собраниях речь шла о правительстве, действия которого «осуждали»; участники «общества» рассуждали о проектах реформ и, по утверждению мемуариста, о ниспровержении «настоящего порядка вещей». Политический, более того – оппозиционный характер собраний, описанных Муромцевым, не вызывает сомнений. Вряд ли необходимо добавлять, что такого рода встречи могли проходить в тесном кругу единомышленников, из которого не может быть исключен сам автор воспоминаний.

К политической окраске «дружеских» собраний следует прибавить факт участия всех упомянутых автором лиц в декабристских тайных обществах; состав собиравшихся говорит сам за себя. Муромцев прямо указывает на то, что все участники собраний, на которых он присутствовал, были привлечены к следствию и «попались» в «дело» 1825–1826 гг. Это указание свидетельствует в пользу того, что мемуарист вспоминал именно о собраниях членов декабристского общества. В данном контексте весьма симптоматичным видится глухое упоминание Муромцева о том, что в собраниях участвовали неназванные им лица, проезжавшие через Москву. Видимо, не будет ошибкой предположить, что здесь подразумеваются члены тайных обществ, приезжавшие в Москву из Петербурга и из южных армий (например, Н. И. Тургенев, Н. М. Муравьев, И. Г. Бурцов). Все это, по нашему мнению, свидетельствует о том, что речь в воспоминаниях Муромцева идет именно о собраниях конспиративной организации декабристского ряда.