Е. А. Маймин, а вслед за ним Б. Ф. Егоров выявляют у Хомякова и Тютчева особый тип стихотворений, которые «и по тематике, и по особенностям композиции принадлежат к типу “пантеистических” стихов», основанных «на параллелизме явлений природы и явлений из жизни человека и человечества»[434]. Почему, собственно, двухчастные композиции свидетельствуют о пантеизме? Сравнения природного и человеческого характерны для Библии и для святоотеческой литературы. Такие сопоставления, как жизнь – море, дым, прах, трава увядшая, пустыня, степь, взяты из Библии и развиты святыми отцами[435], а также поэтами, опирающимися на традицию.

На основании сопоставления явления природного с душой человека стихотворение «Заря», например, причисляется к «пантеистическим».

Е. А. Маймин видит здесь мысль Шеллинга о человеке: «в нем – оба сосредоточия: и крайняя глубь бездны и высший предел неба»[436]. Подобные несообразности вытекают из несовпадения духовных позиций исследователя и поэта, а возможно, и из простого незнания литературоведом святоотеческих представлений о природе человека. Идея изначальной двойственности человеческой природы (божественное и плотское), усугубленной после грехопадения (свет и тьма), является основополагающей в христианской концепции человека. Она может представляться шеллингианской по происхождению, но Шеллинг берет эту идею, конечно, из христианской традиции. В мысли Хомякова о том, что Бог поставил зарю между ночью и днем и что, подобно тому, смешение небес и ада – свойство человеческой природы[437], нет решительно ничего ни пантеистического, ни романтического, ни специфически шеллингианского.

В идее из святоотеческого круга мыслей о человеке поэт акцентирует особенные, близкие именно ему оттенки мысли. Характерно само описание зари в первом четверостишии: Бог «поставил» зарю как границу дня и ночи, Он «облек» ее пурпурным огнем, «дал в сопутницы» денницу. Речь идет не только о премудром устройстве мира, но о его украшенности: день и ночь разделяются – и здесь ощутима интонация восхищения – пурпурным огнем, прекрасным небесным горением. Это дивное украшение мира есть Божий дар, которого могло и не быть, так же как, по мысли святых отцов, и самого мира. Заря украшена и сиянием денницы, утренней звезды. У Даля денница: слово женского рода (как у поэта: денница – сопутница) – это утренняя заря, рассвет, брезг, светанье, а также утренняя звезда, зорница; мужского рода – падший ангел. Не стоит искать здесь какую бы то ни было демонологию – поэт говорит именно о сияющей звезде, спутнице зари.