Очевидно, что прямые обязанности Хомякова как члена Совета МХО уже не были связаны с учебным процессом. Но положение преподавания вызывало живой интерес, а вероятно, и беспокойство Хомякова, что заставляло его вмешиваться в эту сферу. Нельзя исключить, что дополнительной причиной к тому явилось стремление некоторых членов МХО с иных позиций влиять на организацию педагогического процесса. Возможно, таковым для Хомякова являлся и Быковский. Повод к такому предположению дают несколько фраз из переписки Ф. В. Чижова и Н. М. Языкова. 28 января 1844 года Чижов, живший в Италии вместе с известным живописцем Ивановым, писал в Москву, что на днях в Рим пришло письмо от Быковского, где он сообщал о вакансиях в училище для двух профессоров – живописи и скульптуры. В связи с этим Чижов и Иванов предостерегали насчет кандидатуры М. И. Скотти и настойчиво рекомендовали В. А. Серебрякова. На это Языков отвечал 25 февраля 1844 года, что «один из основателей» Художественного класса сказал ему, что «общество вовсе не поручало Б<ыковскому> выписывать художников из Рима, а поручило это Шевыреву, а Б<ыковский> де с боку припеку». Далее Языков сообщал, что тот же неназванный им человек интересовался, нельзя ли пригласить к ним Иванова.[553]

Этим неназванным лицом мог быть именно Хомяков. Ведь среди немногочисленных основателей училища он являлся для Языкова самым близким человеком. Родная сестра Языкова была замужем за Хомяковым, который к тому времени оказался весьма наслышан об Иванове, в том числе и от знакомого с художником члена Совета МХО С. П. Шевырева. Проявление интереса Хомякова к творчеству Иванова есть и в его критике.

Начав с «Письма в Петербург о выставке», Хомяков регулярно, каждый год, пишет статьи, в которых как центральные или в числе других вопросов рассматривает проблемы искусства. В 1844 году он публикует статью «Жизнь за царя», где отмечает бедность современной художественной критики и отсутствие в ней глубины мысли. Хомяков называет авторов литературных и музыкальных произведений, представивших «новые живые формы, полные духовного смысла», Н. В. Гоголя и М. Ф. Глинку. В живописи и зодчестве подобных имен он только ожидает, не связывая своих надежд ни с какими конкретными лицами.[554]

Однако намек на одного такого художника прозвучал уже в следующей статье «Письмо в Петербург», в которой Хомяков, критически относясь к подражательности современного ему русского искусства, отметил слух о некоем живущем в Европе русском художнике, «исполненном жара и любви», который «готовит нам новую школу»[555]. Сам автор прямо не высказывался, насколько справедливо это мнение и затруднялся определить те художественные формы, «в которые должно со временем вылиться богатство русской мысли и русского чувства»[556]. В другой своей статье «Мнение иностранцев о России» в 1845 году он тверже выразил надежду на «свободное художество», которому предстоит преодолеть раздвоенность русского сознания, соединив в себе «жизнь и знание». Наконец, в статье 1848 года Хомяков позволил себе более прозрачный намек[557]. Он связал с будущим русской живописи «имя, некогда блестевшее в ее летописях основанием иконописной школы»[558].