«Сильна молящихся рука» в послании «России» (1839), ибо они «Глагол Творца» прияли (во вдохновении свыше и в причастии Таинств).

В «Еще об нем» (1841) отвергается гордое богоборчество Запада, воплощенное в словесном и воинском насилии и чается возрождение православной силы слова, являющейся одновременно и хлебом духовным:

Наконец, уже совсем без обиняков указывается в стихотворении «Давид» (1844) библейский источник метафоры словесного оружия (в рассуждении о правде Божьей): «Ее оружье – Божье слово, / А Божье слово – Божий гром» (123).

В послании «И. В. Киреевскому» (1848) поэт надеется получить от Киреевского словесно выраженную «Пищу алчущим сердцам!» (127).

«Кремлевская заутреня на Пасху» (1850) помогает духовно закосневающим людям понять, что «глас» пасхального «святого торжества» – это воинственная «Победы песнь, песнь конченного плена» (130).

Стихотворение «Воскрешение Лазаря» (1853) представляет Божие «слово силы» как сокрушающий зло смерти и охраняющий, воскрешающий добро луч-меч (131).

«Битва» и «молитва» прямо рифмуются (64) в «Ночи» (1855).

В «Поле мертвыми костями…» (1859) слово ветхозаветного пророка оказывается недостаточно сильным оружием против смерти (вопреки содержанию 37 главы книги пророка Иезекииля):

Согласно библейскому повествованию, пророк Иезекииль не собственною волею, но по воле Бога и силою ниспосланного от Бога духа воскресил мертвых, правда воскресил в видении, прообразующем воскрешение мертвых после Второго Пришествия Христова. Хомякову в этом стихотворении важно было провозгласить, что только само Слово Божие – воскрешающая пища бессмертия, живая вода, противодействующая мертвящему оружию смертных. Только по вдохновению свыше и, таким образом, по причастию к Божьему Слову поэт наделяется питающим и животворящим словесным даром.

В «Помнишь, по стезе нагорной…» (1859) развивается образ охватывающего мир «бранного спора», в котором должна воскреснуть истинная православная вера с помощью «гласа ее пророка», передающего волю Самого Бога, и питающий глас этот, уподобляясь «лучу с Востока», напоминает одновременно и некий меч, способный «проникнуть в дух людей» (148) в случае их сопротивления.

Сходное развитие метафор словесного оружия и словесной пищи наблюдается в прозе Хомякова, но уже с более раздумчивым и обстоятельным описанием особенностей международного духовного и языкового общения. Внимание писателя сосредоточивается прежде всего на истории славян, на их месте в мировом развитии.

Смиренно-бережное славянское отношение к иным народам, чисто православное по духу, созвучное евангельскому пророчеству Христа о исторической и сверхисторической, вечной жизни всех самобытных народов (Мф. 25, 31–46) отмечается в «Семирамиде». По Хомякову, учеными Запада