Теория литературного рода предстает ныне областью проблематической. Исток противоречивых формулировок кроется в понимании категории бытия. Пока ей приписывается предикат абсолюта, сознание остается вмятым в наличную плоскость, а «обман призраков погрязший в чувственности разум принимает за истину»[695]. Только с признанием сущего как трансцендентной и высшей ипостаси и после соотнесения с ним непосредственно реального мир обретает должный объем. Бытие нам дано, к сущему мы призваны. Человек стоит на развилке: сверни влево – и жизнь потеряет одно измерение, ты будешь намертво раздавлен стенами материи. А правый путь – труд духовного возрастания, постижения предвечного замысла и приведения бытия в соответствие с ним. Мы созидаем себя, поскольку наделены «творческой способностью осуществлять надлежащее» (преп. Максим Исповедник) – не механическим мастерством «отражения» или обезьяньим артистизмом «подражания», но талантом преображения, лишившись которого, стали бы безвольными, как зеркала.

Таковы предпосылки возникновения деоники как представления идеальной реальности в искусстве и выражения авторской веры – «уповаемых извещение, вещей обличение невидимых» (Евр. 11, 1).

Литературе тесно в рамках установившегося деления по родам. Простейший пример – популярные песни «Интернационал» и «Священная война». Попробуйте соотнести их с членами «универсальной» триады – кроме комичных натяжек, вряд ли что-то получится. Художественное творчество не может быть с достаточной точностью описано в системе трех координат. Необходимо еще одно измерение. И оно существует.

Деоника (греч. δέον – должное, необходимое, надлежащее[696]) – наряду с лирикой, эпосом и драмой, четвертый основной род художественной литературы, высшая умопостигаемая реальность, норма, к которой необходимо стремиться, идеальный образ, преображенное естество.

Анализ сочинений 50 русских поэтов XVIII—XX веков выявил более 1000 вещей, в разной мере относящихся к данному роду[697]. И известен человечеству он был с древнейших времен, начиная с «Поучения Птахотепа». Духом назидания было проникнуто любое письменное творчество. Диоген Лаэрций среди семи видов речи указывает приказание, просьбу и призыв. Платон устами Сократа возвещает, что прекрасное стихотворение должно выполнять и насущные жизненные функции: быть молитвой, воззванием, наставлением. По Аристотелю, поэт подражает «тому, как было и есть; или тому, как говорится и кажется; или тому, как должно быть». Для Горация одна из целей поэзии – наставлять и поучать. Кант высшим ее проявлением считал способность изображать идеал. Все это не что иное, как де-оника в своем многообразии. Именно по ее направленности и силе следует судить о месте писателя в духовной иерархии, именно она выявляет систему ценностей автора, ибо человек есть то, что он желает. «Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет» (Лк. 12, 34).