Читатель готов обеими руками подписаться под замечательным гимном во славу Господа Бога и забыть про всяких пассионариев с их этногенезами, тем более про «опассионаренного пня» Черпакова, но прозаик Бородин далеко не прост и не позволяет этого сделать. Бородин вообще-то по складу ума философ. Это сверху в его прозе яркие пёрышки, но под образами-пуховичками крутятся тяжелые жернова логики. В финале читателя заставляют взглянуть на пруд, который соорудил незадавшийся фермер Андрей Рудакин, чтобы рыбу ведром черпать и деньгу зашибать. Рыба и впрямь завелась, сидят на бережку его односельчане и ловят рыбку, потому что пруд стал их коллективным достоянием, как и всё в природе.

Пораскинет читатель мозгами, и то верно: пути Господни неисповедимы. Может быть, эту азартную игру природных сил и замыслил Бог, а люди назвали «перестройкой», «реформами»? Может быть, славянофильство и евразийство дополняют друг друга, уравновешивая что-то в миросозерцании русского человека? Произнесет критик вслед за читателем. В самом деле, неизвестно еще, как реформы повернутся и во что выльются. И кто будет сидеть с удочкой на бережку.

А. Н. Долгенко Философско-эстетическое наследие А. С. Хомякова и эволюция русского декаданса

А. Н. Долгенко

Философско-эстетическое наследие А. С. Хомякова и эволюция русского декаданса

Принято считать, что философско-эстетические воззрения Алексея Степановича Хомякова являются своеобразным развитием эстетики русского романтизма[855]. Если исходить из данного положения, то соотнесение славянофильской эстетики А. С. Хомякова с ориентированной на опыт Европы эстетикой русского декаданса – эстетикой радикально романтической – не будет столь уж неожиданным. Тем более что идеи Хомякова никоим образом не повлияли на формирование декадентского мировоззрения в России, но предопределили его кризис и трансформацию в символистское.

В контексте социокультурной динамики развития России то, что предложили в эстетической теории и художественной практике А. С. Хомяков и его единомышленники, знаменует переход от идеалов русского классицизма к символизму. И классицизм, и славянофильство, и символизм как эстетические системы являют собой воплощение того типа культурной ментальности, который в «Социальной и культурной динамике» П. А. Сорокина определен как идеалистический[856]. Если в идеациональной культуре русского средневековья единственной данностью, ценностью и истиной был Бог, то в чувственной культуре, начиная с первых опытов русских сентименталистов, это место занимает человек, окончательно вытеснивший Бога на периферию культурной ментальности в недолгую эпоху декаданса. Гармоническое же сочетание Бога и человека есть только в культуре идеалистического типа.[857]