Как-то, включив приемник, я услышала размышления о том, что христианская мораль пробуждает сострадание к слабому, а рыночная конкуренция формирует пренебрежение к неудачнику. Соборность у славянофилов как раз и обосновывалась христианской моралью.
Персонаж рассказа, художник Серёгин – именно такой, слабый человек. Прозаик как бы задался целью рассмотреть отношение общества к «слабаку». Солидарность или отчуждение? Что главенствует? Слабость Серёгина в том, что ему был равно притягателен идеал и добродетели, и греха; руководил детской студией живописи, а сам рисовал дьяволиц; любил женщину, но отказывался вступить с ней в супружеский брак; имел в Казани квартиру, не дорожил ею. Помчался в столицу, но фантом славы, поманивший в Москву, развеялся, словно дым; картины потерялись, квартира, сданная мошеннику, была украдена. Вдобавок ко всем бедам потерялся паспорт, без которого невозможно устроиться на работу. Тут-то Серёгин и узнал, почем фунт лиха: «…Те, что прежде казались друзьями, услыхав о моих злоключениях, вежливо, но твердо отказались “войти в мое положение”. “Извини, старик, – звучало в ответ, – у меня у самого проблемы”. И это были те люди, с которыми я делился в лучшие времена самым сокровенным. Я уже не удивлялся ничему на этом черном свете. Я стал человеком с проблемами, изгоем, которого надо сторониться».
Не славянофильская соборность, а рыночная враждебность ждет человека, потерявшего паспорт и оказавшегося изгоем. Выходит, права радиослушательница; прозаик А. Суворов подтверждает ее наблюдение о смене менталитета в нашем обществе. Бедолага Серёгин еще больше усугубляет свое незавидное положение; он, обзаведясь маломальскими деньжатами, покупает не пакет пирожков, а бутылку водки и напивается с отчаяния. Последние сочувствующие отступаются, махнув на пьяницу рукой, сам, дескать, виноват. Человек без паспорта, разворачивает прозаик метафору, оказывается не только бездомным и безработным, но как бы «частью улично-каменной городской природы»[851]. Общество отринуло от себя неудачника, Серёгин барахтается из последних сил: «Но я еще настоящим бомжем не стал, потому как всё себе позволить пока не могу. Я еще человек, правда, неполноценный – без паспорта». Только за чертой бедности вспомнил Серёгин о Боге: «Я тону, меня уносит… Спаси меня, умоляю… Господи», – и осознал, что культура – не баловство, но возможность оставаться человеком. Духовность сделала бомжа славянофилом. Общество выталкивает его в природу, он сопротивляется и цепляется, как за соломинку, за культуру, которую противопоставляет природе с ее естественными законами: все позволено. Нет, не может он себе всего позволить. Любитель стал настоящим художником.