Прежде всего, не только поражает, но даже подавляет передача природы. Тайна художественного творчества в том и состоит, что она убедительна. Зритель ни минуты не сомневается, что именно такова природа в Монголии, именно таковы населяющие ее звери и люди. «Пустыня Гоби или Шамо» превращается из понятия географического учебника в живое существо, в «ens realissimum»[437]. Проклятый Холивуд со своей фальшивой бутафорией старается нас «обмануть». Благодаря потрясающей невежественности американской публики (да и только ли американской!) это ему, к сожалению, довольно часто удается. Пудовкин к обману не стремится. Он старается нас убедить и достигает этого вполне. Есть подлинный вкус и запах Монголии, «азиатчины» вообще. Богослужение же в буддийском храме и священные пляски относятся уже к высшим достижениям утонченнейшего искусства. Такие маски не выдумаешь. Мертвый «научный» материал экспедиций Пржевальских, Козловых или Грум-Гржимайло оживает, сверкает всеми красками искусства.
Любопытно, что грандиозность общего фона, грандиозность природы, ее флоры и фауны (а к фауне надо отнести и население) сочетается с поразительными деталями. Вдруг вы видите ювелирную работу какого-нибудь Бенвенуто Челлини. Целится в медведя какой-то бандит из монголов, со страшной мордой человека-зверя. И вы сразу верите, что он первоклассный стрелок и непременно попадет в цель.
Или маленькая сценка с рыбками из аквариума. Герой фильма, потомок Чингиз-хана, лежит, едва выздоравливающий, в английском госпитале. Тут же, для украшения, стоит маленький аквариум с причудливыми рыбками. Полубессознательно больной встает и, мучимый жаждой, хочет испить воды из аквариума. Силы оставляют его, он падает на землю и опрокидывает аквариум. Самые разнообразные рыбки очутились на полу и тяжело дышат, вернее, задыхаются, широко раскрывая рот и трепеща всем своим чешуйчатым телом. Для действия, для интриги фильма эта сценка совершенно бесполезна. Просто Пудовкин предался «радости бескорыстного творчества».
Таких сценок хоть отбавляй.
Еще существуют враги кинематографа. Среди же друзей есть и такие, что предсказывают конец этого рода искусству. Пудовкин, однако, доказал, что возможности этой отрасли искусства неисчерпаемы и что, может быть, кино только приступает к выполнению своих прямых задач, ничего общего с задачами театра не имеющих…
Молодец! Жалко, если он большевик!
Печатается по: За свободу! (Варшава). 1928. 7 апр.