– Мы договорились, что не станем говорить о визитах к Джею, помнишь?

– Ты такая бледная, практически прозрачная.

– Ну, можешь дотронуться до меня в районе груди, если хочешь, как в той тупой истории.

– Прости?

– Та история, самая первая, которую ты попросил меня прочесть? Где старик трогает мальчика, когда хочет убедиться, что тот – не окно?

– Эта история тебя не тронула? Как она там называется…

– «Любовь».

– Да, точно.

– Зато мне понравилась другая. Которая «Превращение, восьмидесятые». Я решила, что это просто убой. Когда в рок-звезду на сцене швыряют монеты, и те в нем застревают, и он умирает, это, может, чуток банально, но в целом история убийственная. Как ты просил, я поставила на ней огромную звездочку.

– …

– Ты расхотел свой суп? Я про ротики просто так сказала. Доедай.

– Но другая история тебя, значит, не тронула.

– Может, я ошибаюсь, но я решила, что это какой-то бред свинячий.

– …

– О нет, она тебе понравилась? Я по невежеству топчусь на классной штуке, которая тебе нравится?

– Мои вкусы в данный момент третьестепенны. Мне просто любопытно, почему она не понравилась тебе.

– Да я толком и не знаю. Она мне показалась… ну, вот как ты говорил о рукописях озабоченного студенчества. Она мне показалась искусственной. Типа ребенок, который ее писал, перестарался.

– Ясно.

– Вся эта фигня насчет «И тут пришел контекст, и Контрацеппер потускнел».

– Концеппер.