— Они отвратительная пара, — говорила Присцилла. — Знаю, что роняю свое достоинство, обсуждая их, но ты должна помнить, что яблочко от яблоньки недалеко упало: Перегрин такая же подлая, как и ее отец, и вышла замуж за человека, за чьим лицом, пусть и очень красивым, скрывается слабая душа.
— Как же так, мама, — сказала Мэри, которая не могла не подшутить над ней, — ты считаешь Джонатана Кука привлекательным? Никогда бы не подумала.
Присцилла фыркнула.
— Змеи сбрасывают кожу. Очевидно, что некоторые вместо нее надевают вполне благопристойные маски. Джонатан. Перегрин. Томас. Жаль, что я не разглядела, какой это клубок змей, до того как ты попала в их гнездо.
— У Перегрин и Джонатана милые дети.
— И Господь позаботился о том, чтобы больше они не плодились.
— Мама!
Присцилла покачала головой.
— Я не чувствую угрызений совести. Мир будет лучше, если из лона этой женщины не явится еще один демон.
И тогда, не в первый раз во время посещений матери, Мэри сменила тему.
— Что ты думаешь о моем тюремщике? — спросила она.
— Спенсере? — уточнила Присцилла. — Он тихий человек. Говорят, хорошо обращается с узниками, которые обречены томиться здесь.
Мэри кивнула. Ей хотелось продолжить разговор, но этот человек был настолько загадочен, что она даже не знала, о чем спросить.
Когда Бенджамин Халл приходил к ней в камеру, они обсуждали ее защиту и как спастись от смертной казни, как только Мэри вновь предстанет перед губернаторским советом. Но ей казалось, что на этот раз служанка блестяще обыграла ее. Мэри полагала, что это Кэтрин положила вилки и монету ей в карман передника. Кэтрин не знала, что в день ареста Мэри ходила к Констанции Уинстон, но она еще прежде проследила за хозяйкой до перешейка и все передала констеблю, когда поспешила явиться к нему с якобы внезапно найденными вилками и монетой. Она же указала следователям на такую же метку на пороге дома. Естественно, что после этого констебль обыскал дом и нашел письмо и сумку.
Такому количеству улик ничего нельзя было возразить, и Халл ясно дал это понять.
Увы, Мэри было известно то, что кроме нее знали только Констанция Уинстон и Эстер Хоук, больше никто, и она никому не расскажет об этом. Она собиралась убить своего мужа и сделать это так, чтобы в преступлении обвинили Кэтрин. То, что она пришла в себя и отказалась от первоначального плана, никак не отменяло вероятности, что Дьявол мог запустить в нее свои когти, что она одержима и, следовательно, заслуживает виселицы; ей остается только надеяться, что Господь по какой-то непостижимой причине избавит ее от адского пламени, которое наверняка уже поджидает ее.