На второй день ее заключения, несмотря на промозглый холод, ей пришлось раздеться, чтобы предстать перед комиссией из трех женщин, в числе которых была повитуха Сюзанна Даунинг: они должны были осмотреть ее тело на предмет метки Дьявола. Сюзанне, этой доброй христианке, было уже за сорок, у нее были седые волосы и орлиный нос. Мэри помогала ей принять в этот мир одну из дочерей Перегрин. Это была деловитая, работящая и уважаемая женщина, именно поэтому суд поручил ей осмотреть Мэри. Они изучили ее левую ногу, затем — правую, спину, ягодицы, груди, бесцеремонно поднимая их, а под конец руки, включая кисти.
Одна из женщин ахнула, увидев шрам на левой кисти Мэри.
— Это, вероятно, метка, — сказала она. Мэри не знала ее имени, а Сюзанна не представила их. Повитуха взглянула на новый синяк и старый рубец и произнесла:
— Нет, это просто след от чайника.
Мэри хотелось поправить ее, но какой в этом смысл? Она дрожала от холода и не хотела, чтобы это унижение длилось еще дольше. Та женщина довольствовалась объяснением Сюзанны.
Когда осмотр был окончен, повитуха хоть немного, но ободрила ее.
— Ничего нет, — сказала она, обращаясь сразу и к Мэри, и к своим помощницам. — Я не вижу метки.
Мэри поблагодарила ее и оделась. Ей казалось, что от ее одежды уже разит камнем и плесенью.
Спустя четыре дня, в том числе воскресенье, которое она провела в заключении в Тюремном переулке, Мэри до боли хотелось увидеть мир за пределами незастекленного, голого окна в ее камере. Помимо повитух, подвергших ее тело осмотру на предмет метки Сатаны, к ней постоянно приходили родители и нотариус Бенджамин Халл — каждый день, кроме воскресенья.
Томас, судя по всему, решил, что с него хватит. Суд разрешил ему навещать жену, но он предпочел этого не делать. Его отсутствие Мэри нисколько не огорчало и не удивляло.
Она молилась каждый день. Иногда молила о прощении, порой — о наставлении. А еще просто молила о помощи.
Мать приносила ей еду, сообщала новости и пыталась пересказывать городские байки с той же невозмутимостью, как если бы они сидели за шитьем у себя в гостиной, но в итоге она не выдерживала, и Мэри утешала ее, говоря, что в конце концов все будет хорошо. О Генри Симмонсе никаких новостей не было, но Присцилла рассказывала о том, какие корабли прибыли, какие новые стройки начались, и о людях, которых они обе знали: матушке Купер, Хиллах, Перегрин и ее детях, которых Присцилла видела на рынке, и Джонатане, которого видели ночью в компании моряков и на которого в ближайшее время точно наденут кандалы.