Светлый фон

Мэри в ужасе посмотрела на своего нотариуса, но тот только покачал головой. Она должна оставаться кроткой и уверенной, даже если Кэтрин прямо сейчас размотает веревку, на которой ее повесят.

— Как вы догадались о назначении зубьев Дьявола и о намерениях вашей госпожи? — спросил Адамс.

— Благодаря тому, что читаю слово Божие, и тому, что обнаружила в Библии моей госпожи.

Вот он, финальный удар. Улика, доказательство столь же страшное, как если бы Кэтрин показала магистратам бутылочку с аконитом. Мэри знала, что служанка скажет дальше, и почувствовала тошноту и слабость. Этого она не предвидела, не ожидала, и тогда она наклонилась и уперлась руками в колени, чувствуя, что все вокруг темнеет. Но она все слышала. По-прежнему все слышала.

— Сначала я ничего не поняла, — говорила Кэтрин. — Я поняла только потом, когда обнаружила зубья Дьявола и Его монету в переднике госпожи. Однажды вечером она заложила Библию пером на странице со 139-м псалмом: «Изощряют язык свой, как змея; яд аспида под устами их». Я вспомнила, что Мэри читала этот псалом, и, должно быть, он многое значил для нее, если она оставила на странице перо и отметила стих.

По ратуше снова пронесся гул голосов, и это было последнее, что услышала Мэри, перед тем как, на свое счастье, упасть в обморок и рухнуть на пол.

36

36

Вы ложно обвинили его в том, что он якобы вонзил зубья Дьявола вам в руку…

Заседание прервали, но ненадолго. Родители Мэри бросились к ней, и вот уже она находится между ними, поддерживаемая отцом и Бенджамином Халлом, а мать сидит перед ней и смотрит на нее. Она потеряла сознание буквально на минуту.

— Моя девочка, — шептала Присцилла. — Моя девочка.

Мэри кивнула Халлу в знак того, что она в порядке — насколько в порядке может быть женщина в шаге от эшафота, — но нотариус тем не менее вышел вперед и попросил магистратов отложить заседание хотя бы до обеда.

Адамс наклонился вперед и окинул Мэри презрительным взглядом.

— Мы только начали, Бенджамин. До обеда еще несколько часов. Мэри уже как будто открыла глаза и вполне в сознании.

Мэри перевела дыхание и произнесла:

— Да, мы можем продолжать. Простите меня. У меня вдруг закружилась голова.

Она удержалась от замечания, что в тюрьме ее кормили одной жидкой кашей и плесневелым сыром и держалась она только на хлебе и мясе, приносимых родителями. С помощью отца она встала на ноги.

— Очень хорошо, — сказал Адамс и оглянулся на других магистратов. — У меня больше нет вопросов к девушке. У вас есть?

— У меня есть, — заявил Ричард Уайлдер. — Кэтрин, пожалуйста, расскажите нам о тех случаях, когда ваша хозяйка обходилась с вами жестоко.