Кэтрин как будто удивилась. Она покачала головой и сказала:

— Она никогда не обходилась со мной жестоко. Обычно она была добра.

— Очень хорошо, — заметил Уайлдер.

— А со своим мужем? — спросил Адамс. — Я хочу, чтобы мы все имели ясное представление об этом деле.

— Хозяйка замышляла зло против своего мужа, а не против меня.

— Вы видели, чтобы она вела себя жестоко по отношению к Томасу Дирфилду? — спросил Дэниел Уинслоу.

— Да: колдовство, зубья Дьявола.

— А помимо этого? — с нажимом спросил Уайлдер — возможно, единственный, кто еще симпатизировал Мэри.

Кэтрин глубоко вздохнула, и Мэри спросила себя, пытается ли служанка придумать очередную ложь или действительно старательно вспоминает все подробности своей жизни у Дирфилдов. Но если Кэтрин и хотела солгать, то, видимо, не смогла экспромтом сочинить ничего, что не шло бы вразрез с реальностью, учитывая габариты Томаса, его тяжелый характер и нетерпимость к неповиновению. Она ответила так:

— Думаю, ее жестокость проявилась в договоре с Дьяволом.

— И больше ни в чем?

— Я отвечаю за свои слова.

— И они нам очень помогли, — подбодрил ее Адамс. — Можете идти домой, если больше ни у кого нет вопросов.

Ни у кого не было. Допрос Кэтрин закончился, и Мэри смотрела, как девушка идет мимо нее к лестнице, но вдруг та подняла голову, и их взгляды встретились. Мэри не увидела стыда в ее глазах. Она подумала, что, может быть, в них мелькнули печаль и сожаление, но уверенности в этом у нее не было.

Затем пришла очередь констебля, пока все ждали матушку Хауленд и Констанцию Уинстон. Это был дородный человек, габаритами напоминавший Джона Элиота, только констебль был моложе и нос у него был крупнее. Волосы его были темно-каштанового цвета, но в бороде уже кое-где пробивалась седина. Его звали Столуорт Темз, и Мэри знала, что он в курсе пагубного пристрастия ее мужа и не одобряет его. Но он никогда не приводил Томаса домой и не видел, чтобы его наказывали за пьяный дебош.

— Вы видели метку Дьявола на пороге дома? — спросил Калеб Адамс.

— Да. Она совпадала со знаком на монете, — ответил констебль.

— Откуда вы знаете, что именно Мэри Дирфилд вырезала ее там? — спросил Ричард Уайлдер. — У нас нет ни свидетелей, ни признания.