— Мне это кажется маловероятным, — возразил Адамс.
— Верьте во что хотите, — парировала Мэри, но после этих слов сделала паузу. Они с Халлом условились, что она должна будет отречься от Генри, тот и сам этого хотел. Он сообщил ей об этом через Бенджамина Халла, когда она сидела в тюрьме; Генри настаивал, чтобы Мэри ни под каким предлогом не признавалась в их связи, потому что в противном случае вероятность, что ее повесят, возрастет многократно. Она должна защитить себя, а он сможет позаботиться о себе, так он сказал Халлу. Но теперь, когда ей на ум пришло слово «
Она глубоко вздохнула: она не умрет в трусости. Нет. Она не добавит ее к списку своих прегрешений. Они ее повесят, она выйдет к петле с чистой совестью.
— Вот вам правда, — продолжила Мэри, расправив плечи. — Хотя осенью я очень хотела получить развод и выйти замуж за Генри Симмонса — если бы он взял меня в жены, и я не буду настолько самонадеянной, чтобы утверждать, что он сделал бы это, — я никогда не заключала договор с Дьяволом. Никогда.
Зрителям потребовалось время, чтобы осознать, что она сказала: только что призналась в запретном желании. Но это время быстро минуло, и осуждение обрушилось на Мэри точно шторм; как мужчины, так и женщины назвали ее потаскухой и грешницей и кричали магистратам, чтобы те ее повесили. Приставу пришлось три раза ударить жезлом об пол, чтобы восстановить порядок. Только тогда Мэри продолжила:
— Я не знаю, почему все считают, что я вырезала метку на пороге. Думаю, это из-за того, что, по словам Кэтрин Штильман, она нашла в моем переднике монету и вилки.
— Зубья Дьявола, — поправил Адамс.
— Нет, вилки, — жестко возразила она. — И я не клала их туда. Точно так же, как осенью я не закапывала во дворе вилки и пестик.
— Свидетели утверждают обратное, Мэри, — заметил Уинслоу.
— Это была не я в обоих случаях. И хоть вы оставили без внимания мои предположения, факт остается неизменным: Кэтрин Штильман и Томас Дирфилд точно так же могут быть в ответе за преступления, в которых меня несправедливо обвиняют.
— Таким образом, вы намерены отягчить свой грех, безо всяких оснований обвиняя в колдовстве других? — спросил Адамс, презрительно качая головой.