Угольная рыба, гладкая и блестящая, продолжает поступать к нам на борт, как и много тысяч крючков назад. Самый большой улов мы сняли с предпоследнего яруса. На этот раз рыба попалась крупная. Марк, а вместе с ним и весь экипаж расстроены тем, что из-за погоды не смогут еще раз выметать снасть в этом же месте. Направив шхуну к последнему ярусу, Марк слушает у себя в рубке «Токкату и фугу ре минор» Баха, а завывающие снаружи ветра тем временем дирижируют оркестром окружающего мира.

Быстро бегут часы. Пролетает день. Вечер окутывает нас серыми сумерками, тускнеет и гаснет небо. Но работа не прекращается ни на минуту. Примерно в десять часов вечера, перед самым закатом, мы начинаем выбирать последний ярус. От сильной усталости чувство реальности притупляется. Рыбаки глотают большие дозы жаропонижающих таблеток, игнорируя сигналы собственного тела о том, что они превышают границы своих физических возможностей.

Мне сложно представить, как можно выдержать такую работу. У меня не хватило бы ни сил, ни усердия трудиться в таких условиях. Многие с готовностью ухватятся за возможность заработать 100 000 долларов за четыре месяца. Многие проклянут эту затею на следующий же день или сломаются через неделю. Все это напоминает восхождение на Эверест: вас манят романтика, слава и мечта, а на поверку оказывается, что это самое настоящее испытание на прочность.

– Даже не верится, что раньше мы так и работали, – говорит Кел, которому нет еще и 20.

– Двадцать часов на палубе, потом четыре – на сон, и снова за работу. Не знаю, как мне это удавалось, – признается Шон.

– Ну и ну! По-моему, мы все тут стареем, – смеется Кел.

– Молодым такую работу выполнять особенно тяжело, – говорит мне Тим, старожил судна. – С возрастом, конечно, легче не становится. Но с годами хотя бы учишься не тратить силы впустую.

Эта работа требует самоотдачи. Тим рассказывает, что месяцами не видится с семьей и близкими. Пропускает дни рождения и праздники. На такое не каждый согласится. Его брат, который последние восемь лет плавает на российском краболове, чуть было не опоздал к рождению собственного ребенка.

Команда напоминает вечный двигатель. На палубе со свойственной производственному процессу монотонностью идет нескончаемая работа. Только вот находимся мы не в заводском цеху, а посреди залива Аляска, где все наши действия наполняются неподдельным величием и мощью. Нас подстерегает опасность, ведь все истинное сопряжено с настоящим риском.

Почему этот тяжелый, опасный и однообразный промысел кажется столь романтичным? И есть ли в нем та чистота, которой мы ждем? Если вы не привыкли видеть смерть, то быстро измучаетесь. Но даже если привыкли, шансов погибнуть у вас не меньше. Нас привлекает не столько чистота, сколько неподдельность происходящего. Эта работа предельно понятна. Еще недавно все вокруг было настоящим. Теперь же настоящее кажется нам слишком грубым, потому что поддельное вытеснило из нашей жизни реальные переживания. Оттого-то нас и влечет к себе все естественное, мы высоко ценим его за подлинность, за некий налет романтики. Но все наши переживания опосредованы, потому что мы не готовы взять на себя риски и приложить усилия, чтобы полностью погрузиться в процесс.