В восемь часов утра я открываю глаза и первым делом вижу Тима, который стоит посреди камбуза. На соседней койке беспокойно ворочается Шон, он мечется и стонет во сне, перекатывается с боку на бок и ерзает на спине. На мгновенье открыв глаза, он ворчит что-то про судороги в ноге.

Пока все остальные спят, Тим шепотом обращается ко мне. Он снова жалуется на то, как скучает по близким, с которыми месяцами находится в разлуке.

Я делаю шаг навстречу утру. Море здесь гораздо спокойнее. Небо подернуто жемчужной пеленой облаков с голубыми просветами, сквозь которые на воду падают серебристые лучи. Мы проскользнули вперед атмосферного фронта, обогнав сильнейший шторм.

На востоке справа от нас тянется низкий берег – суровая, голая земля. За бортом то и дело проплывают мясистые слоевища нереоцистиса Лютке (Nereocystis luetkeana), которые вырвало с корнем на прибрежных территориях и теперь несет куда-то в океан. Изредка попадаются дрейфующие бревна, встречаться с которыми нам довольно опасно. Тим знает историю о том, как такое бревно пробило дыру в корпусе корабля.

На смену у штурвала Шон заступает под звуки песни «Роллинг Стоунз», из динамика несется: «Боль любви так сложно пережить». Он кивает в такт музыке, всем видом показывая, как сильно любит свою работу.

Альбатросы и почти все глупыши остались далеко позади. Теперь нас окружают другие птицы: беринговы бакланы (Phalaсrocorax pelagicus), топорки (Fratercula cirrhata), несколько плавунчиков (Phalaropus), стремительные и юркие серые буревестники, бороздящие горизонт. Они беззвучно появляются и исчезают. И вновь на память приходят строки Филипа Левина: «Никто не смог постичь их чудной красоты раньше, чем их иссушили солнце и ветер».

Мы бежим по волнам в обход острова Тугидак к заливу Алитак. Я любуюсь пейзажем – уже успел отвыкнуть от суши – и вслушиваюсь в загадочную музыку диковинных названий.

Уступив место за штурвалом Марку, Шон уютно устраивается здесь же с чашкой чая. Он рад, что мы добрались до порта в целости и сохранности.

– Как хорошо, что мы уже близко, – признается Марк. – В последний год дерби дул ураганный ветер. Из-за плохой погоды мы по шестнадцать часов в сутки не могли ничего делать. В хорошие дни нам часто приходилось торчать в порту, а потом выходить в море, несмотря на штормовое предупреждение. Это сводило всех с ума.

Сложно представить, как в те годы экипаж выглядел по возвращении в порт. Прямо сейчас вид у Марка ровно такой же, как и у остальных. Лицо не брито, волосы не чесаны, одежда грязная, а глаза красные от усталости.