Светлый фон

Дальше речь заходит о потребительской уверенности в Японии, устойчивости японской экономики и курсе доллара по отношению к йене.

 

 

 

– Хорошая погода сильно сказывается на стоимости палтуса, – говорит Шонберг. – Мы хорошо заработали за предыдущий рейс только потому, что вышли в шторм и других поставщиков, кроме нас, не было. По-моему, надо просить у неба плохой погоды.

– Ну уж нет! – смеется Марк. – Я о плохой погоде просить не стану. Мне больше по душе хорошая.

– Что ж, – говорит Шонберг, собираясь уходить, – я пришел предупредить вас. Когда окажетесь у Алеутских островов, ставьте ярусы по ночам. И что бы вы ни делали, постарайтесь не навредить белоспинным альбатросам. Мы все от этого пострадаем.

Джим уснул еще в самом начале ужина. В полночь Марк наконец встает из-за стола и говорит:

– Ладно, пойду включу холодильник и спать.

Не сразу поняв, о чем он говорит, я переспрашиваю.

– Пойду включу холодильную установку, – повторяет он, и я понимаю, что от усталости с трудом разбираю слова.

 

Самолет-амфибия касается поплавковыми шасси зыбкой поверхности залива, и пилот выруливает на усыпанный обкатанной черной галькой берег. Марк помогает мне донести сумки. Летчик разворачивает самолет к воде. Я смотрю в иллюминатор на Марка, на Кела в желтом непромокаемом плаще на фоне черных камней, на Тима, который стоит на пирсе в туго завязанной под подбородком шапке и с кружкой чая в руке. Мы все машем, машем, машем. Самолет тяжело, будто переевший альбатрос, отрывается от поверхности воды, вздымая вокруг себя фонтаны брызг, которые стекают по стеклам. Мы оставляем позади соленую бухту с бегущими по ней шапками волн и поднимаемся над пейзажем, над великолепными просторами мерцающей озерами тундры, над крутыми, одетыми снегами склонами внушительных гор, которые неожиданно вырастают перед нами, как только мы оставляем внизу прибрежные холмы.

Мидуэй

Мидуэй

Амелия, стремительная и легкая, вновь теряет в весе. Все, что она добыла за последние две недели, предназначается птенцу. На этот раз путешествие получилось коротким – всего-то 1800 километров от гнезда к южной границе субарктической фронтальной зоны. Она следует единственной разумной стратегии: умеренные усилия за умеренное вознаграждение, которое в основном пойдет на то, чтобы обеспечить потребности быстро растущего птенца. Оставаясь вблизи острова, Амелия не сможет добыть нужного количества пищи, а ее требуется все больше и больше, потому что птенец заметно подрос – зато вполне может подождать ее на пару дней дольше. Если бы она стала отлучаться каждый раз на месяц, это пошло бы ей на пользу, но навредило бы птенцу, которому пришлось бы как-то справляться с ее долгим отсутствием, полагаясь только на отца. Поэтому траектория ее последнего путешествия представляла собой огромную, грубо выписанную окружность, по которой она двигалась против часовой стрелки: сначала на северо-запад до фронтальной зоны, потом несколько сотен километров вдоль нее на восток, а после домой. Время от времени ей удавалось кое-что найти, но этого было недостаточно, и она продолжала путь. Подобно родителю, который работает в две смены, чтобы оплачивать учебу ребенка в колледже, Амелия не сильно задумывается о том, как нелегко ей это дается, – она просто выполняет свой долг. Неугомонность Амелии настолько заразительна, что передается и мне. На сей раз мой путь лежит к самым окраинам Гавайского архипелага.