Гудок приглашает рыбаков и работников завода на ужин в общую столовую, где к столу подают цыпленка, картофель, рис, стручковую фасоль, мангольд, хлеб, печенье, лимонад и воду. Работники лишь изредка перекидываются друг с другом парой фраз, отчего в зале стоит непривычная тишина – только звякают о посуду приборы. И хотя сигнал к обеду раздался в пять часов и все могут есть без ограничений, уже в 5:20 в столовой остаемся только мы. Остальные возвращаются к работе. Мак поглощает третью порцию риса.

Ночью под яростным натиском штормового ветра судно со скрежетом трется о сваи пирса, не давая нам как следует выспаться даже в порту. Около полуночи Марк получает сообщение от отчима Шона о том, что тот благополучно добрался до безопасного места.

Мы проводим первый день стоянки, загружая в трюмы лед и наживку. Марк надеялся выйти в море уже завтра, но новое штормовое предупреждение не позволит «Масоник» так скоро покинуть гавань. Неизменно плохой прогноз погоды означает, что мы дольше не увидимся с родными и близкими. Команда потихоньку впадает в уныние, а «табачный демон» тем временем празднует рекорды продаж – Марк снова дымит без остановки.

Пока Кел готовит ужин, мы слышим, как к пирсу причаливает судно. Пит Шонберг прорвался на своем «Эквиноксе» сквозь бурю. Он хотел опередить тот самый шторм, от которого бежали и мы, но был в 320 километрах к юго-западу от нас, и, хотя двинулся в сторону порта раньше, непогода настигла его.

На закате он присоединяется к нам за ужином на борту «Масоник», но к еде так и не притрагивается. Он рассказывает, что несколько дней назад далеко отсюда наблюдал удивительную картину: 27 белоспинных альбатросов кружили над «Эквиноксом» – 2 % от мировой популяции собрались в одном месте. И это еще не все.

– К нам в огромных количествах слетелись и другие виды альбатросов. Одних только темноспинных было около двух сотен. Они были такими голодными, что не подпускали ни одного глупыша к головам.

Ненасытные альбатросы распихивали глупышей, несмотря на их количественное превосходство, лишив их права голоса. Они доказывали свое превосходство, давили авторитетом, перестраивали сложившийся порядок.

– Я в жизни не видел, чтобы птицы себя так вели, – продолжает Шонберг. – Их даже птичьи буи не пугали. И действовали они при этом сообща: пока одни приподнимали снасть над водой, другие обдирали с крючков все подчистую. Эти птицы живут долго, – говорит он, – и они всему научились. Они не заглатывали крючок, а пытались сорвать с него наживку. Но трое все-таки зацепились, и мы их погубили. Я так расстроился, – говорит он, всплескивая руками. – Ведь убить альбатроса у моряков всегда считалось плохим знаком. А если учесть, сколько вокруг нас было белоспинных… После случившегося мы стали куда осторожнее. Дежурили на палубе по очереди, чтобы отгонять их. Ничего подобного я раньше не видел. Такое впечатление, что они не ели с тех самых пор, как покинули Гавайи. Невероятная прожорливость. А шуму от них сколько… Говорю же вам: они ничего не боятся. Потом мы решили, что будем выметывать ярусы по ночам. Сейчас это единственный способ не поймать на крючок альбатроса.